Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории. 1918—1920 гг. Впечатления и мысли члена Омского правительства - Георгий Константинович Гинс

class="p1">Редкий корреспондент совершал поездку вглубь Сибири. Большей частью он удовлетворялся пребыванием на Дальнем Востоке, где имел возможность досыта наслушаться рассказов о калмыковцах и семеновцах, а потом и о Розанове.

Как бы то ни было, дело было сделано. Уволили, назначили и перешли к очередным делам. Я могу сказать по двухлетнему министерскому опыту, что ничего не может быть легче, как провести что-нибудь совершенно несообразное, если этого хочет председатель. Совершенно неожиданное для большинства, но твердо произнесенное председателем предложение так огорошит, что все молчат, а молчание – знак согласия.

Я тоже молчал, следовательно, тоже был согласен.

Еще новость

– Где вы пропадали? – спросил меня Михайлов. – Тут без вас чуть не разогнали экономическое совещание.

– Это еще что такое?

Оказывается, в мое отсутствие генерал Андогский, которого я сам просил об этом, сделал членам совещания доклад о положении дел на фронте. Заместитель мой, бывший член Директории В.А. Виноградов, избранный товарищем председателя, поставил этот доклад в официальном заседании, а не в частном собрании, как я предполагал.

Докладчику стали задавать вопросы.

– Принято ли во внимание, что отступать придется за Тобол? – спросил почему-то хорошо осведомленный в этом Алексеевский.

– Большевик! – зашипел на него Жардецкий.

Стали шуметь. Враги Андогского доложили адмиралу, что генерал хотел приобрести популярность, что он не имел права без разрешения выступать. Формально это, может быть, было и верно. Враги экономического совещания и вообще «конституционных затей» донесли, что члены экономического совещания по поводу доклада Андогского обсуждали общее политическое положение и готовят петицию.

Адмирал на Совете Верховного правителя стучал кулаком, кричал: «Разогнать!»

Тельберг его успокаивал, уговорил дождаться моего приезда.

Свидание с адмиралом

– Мне не нужны больше ваши доклады о Государственном экономическом совещании, – сказал адмирал, – этот Совдеп я решил распустить.

– Я представлю вашему высокопревосходительству проект указа о роспуске, как только это понадобится, а сейчас я попрошу вас выслушать, какие соображения члены Государственного экономического совещания хотят представить вам через делегацию по вопросу о политическом положении.

– Да, я знаю: они парламента захотели.

– Нет, они постановили прежде всего, что борьба с большевизмом должна быть доведена до конца.

Лицо адмирала сразу стало спокойнее. Я продолжал рассказывать о государственном настроении членов экономического совещания, об отсутствии партийного духа в совещании, об удаче опыта составления совещания по принципу представительства групп, об интересе, который проявляют члены совещания к деловым вопросам – бюджету, продовольствию армии, санитарному делу, и, в конце концов, адмирал не только не пожелал разгонять Совдеп, но и согласился принять делегацию от экономического совещания для беседы по политическим вопросам.

Выходя от адмирала, я встретился с Сукиным. На его лице было написано удивление. Очевидно, от встречи моей с адмиралом ожидали совсем иного результата.

Делегация

Делегация была принята. Она представила Верховному правителю записку, в которой резко осуждалась деятельность центрального правительства, то есть Совета министров.

Впервые почувствовал я все неудобство совмещения должности председателя Государственного совещания с должностью члена Совета министров. Как член правительства, я не мог поддерживать критику, как председатель, я не мог становиться в резкую оппозицию совещанию. В записке было много правды и много неправды.

«Деятельность центрального правительства, – говорили члены совещания (подписало 19 человек, в том числе и Виноградов, который высказывался раньше против парламентских тенденций), – не подчинена какой-нибудь определенной программе. Она случайна и зависит часто от скрытых безответственных влияний. За последнее время направление некоторых ведомств приняло характер, противоречащий началам укрепления народных прав и законности, неоднократно возвещенных верховной властью.

Разросшийся аппарат центральных учреждений не имеет живой связи со своими представителями на местах. Это приводит к произволу отдельных агентов власти, разрешающих вопросы в меру своего личного понимания задач управления государством.

Несогласованность действий между всеми ведомствами нарушает планомерную работу; военные власти вмешиваются в область гражданского управления, нарушая закон и элементарные права народа. Телесные наказания применяются столь широко, что население начинает выражать сомнение в преимуществах власти Временного Российского правительства перед властью большевиков.

Народ в лице армии несет величайшие жертвы в борьбе с узурпаторами, и в то же время сама армия благодаря несогласованности работы ведомств остается без одежды, без снаряжения, а раненые и больные – без всякой помощи. По сведениям ведомства, все обстоит благополучно, а в действительности наша боевая сила начинает разлагаться на почве недостатка снабжения.

В итоге разобщенность и трения между ведомствами, неприспособленность последних к практической работе все чаще приводят к противоречиям между заявленными властью демократическими принципами и действительностью, и население начинает терять веру в серьезность обещаний власти и намерения эти обещания выполнить.

Этот характер деятельности правительства не следует рассматривать как проявление чьей-либо злой воли: он есть следствие слабости власти и оторванности ее от населения. Правительство должно быть усилено».

Отрицать правдивость многих обвинений было невозможно. Но центр тяжести лежал в заключительной части. И мне было стыдно за нее – такой жалкий трафарет она представляла.

Вот в чем видели спасение члены экономического совещания:

«1. Борьба с большевизмом должна быть доведена до его поражения – никакие соглашения с советской властью недопустимы и невозможны.

2. Созыв Учредительного народного собрания на основе всеобщего избирательного права по освобождении России обязателен.

3. Строгое проведение в жизнь начал законности и правопорядка.

4. Невмешательство военной власти в дела гражданского управления в местностях, не объявленных на военном и осадном положении.

5. Создание солидарного Совета министров на определенной демократической программе.

6. Срочное преобразование Государственного экономического совещания в Государственное совещание – законосовещательный орган по всем вопросам законодательного и государственного управления с тем, чтобы все законопроекты, принятые Советом министров, представлялись в Государственное совещание как в высшую законосовещательную инстанцию и отсюда поступали на утверждение верховной власти. Председательство в Государственном совещании должно быть возложено на лицо, не входящее в состав Совета министров. Государственному совещанию предоставить права: а) законодательной инициативы; б) рассмотрения бюджета; в) контроля над деятельностью ведомств; г) запроса руководителям ведомств; д) непосредственного представления своих постановлений верховной власти».

Адмирал выслушал эти пожелания. Зажег папиросу. Некоторое время помолчал.

– Господа! Что же тут нового? – сказал он. – Созыв Учредительного собрания обещан. Для пересмотра избирательных законов уже назначен председатель комиссии – Белоруссов-Белецкий, общественный деятель, пользующийся общим доверием. Проведение начал законности – это идеал, но как его достигнуть, когда нет честных людей? Невмешательство военных властей, солидарный Совет – все это желательно, но фактически нет возможности подчинить центральной власти всех атаманов, и нет возможности менять министров за отсутствием подходящих заместителей. Откуда взять министра путей сообщения, иностранных дел, военного, юстиции, когда людей нет? Мы – рабы положения. Надо мириться с тем, что есть. Остается преобразование Государственного экономического совещания.

Этот вопрос, – сказал адмирал, – я