Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории. 1918—1920 гг. Впечатления и мысли члена Омского правительства - Георгий Константинович Гинс

Между тем Совет Верховного правителя приобретал все большее значение. Тут решалась судьба всей страны. Здесь увольнялся генерал Хорват, назначался генерал Розанов, составлялся план внешней политики, шли ответы Финляндии, указания Юденичу и т. д., а Совет министров ничего не знал.

Среди членов Совета министров царило уныние. Они долго боролись против закулисных влияний, жаловались на ненормальность своего положения, просились в отставку, но, когда неудачи на фронте свалились как снег на голову, уходить уже было поздно. Это было бы сочтено за трусость.

– Они взяли на себя ответственность – пусть делают, – говорил, бывало, Преображенский про Совет Верховного.

Что касается блока, то он пришел к убеждению в необходимости сменить председателя Совета министров и обновить кабинет. На место Вологодского выдвигали теперь кооператора Балакшина и журналиста Белоруссова-Белецкого.

В Совете министров к этим кандидатурам по разным соображениям относились отрицательно. Прежде всего возражал против смены Вологодского Сукин. С международной точки зрения он находил его смену крайне вредной.

– Мы накануне признания, и вдруг демократ Вологодский уходит; это очень повредит, – говорил он, как всегда, твердо, на английский манер, выговаривая букву «е».

Теперь же в пользу оставления Вологодского высказывались очень многие. Пепеляев удостоверял, как министр внутренних дел, что смена Вологодского произведет крайне невыгодное впечатление внутри страны. Тельберг говорил, что он боится ухода Вологодского из какого-то суеверия. Преображенский, Шумиловский и некоторые другие заявили, что они не останутся членами Совета министров, если уйдет Вологодский, потому что они верят только ему.

Впрочем, Сукин указал, что он уже выписал нового председателя Совета министров с Юга России, а именно Н.И. Астрова[112].

Решающим фактором при переменах в правительстве должны были стать, конечно, не внутренние настроения самих членов правительства, а внешние воздействия: отношение и взгляды общества. Омский блок отличался, однако, тем, что он обсуждал, но не действовал. У него было два-три человека, которые после каждого решения забегали узнать мнение министров по этому поводу, и если не встречали сочувствия, то на этом дело и заканчивалось. Так было и сейчас. Блок поговорил, но скоро выдохся.

В Омске явилась в это время другая общественная сила, на которую возлагались большие надежды. Это была казачья конференция.

Сначала предполагалось, что съезд представителей казачества будет заниматься некоторыми вопросами устройства казачьей жизни, но в связи с общим политическим положением и возрастающей ролью казачества конференция стала выносить решения по всем решительно вопросам и особое внимание уделила устройству государственной власти.

Конференция признала необходимым сократить число министров до пяти, упразднить Сенат и еще что-то в этом роде.

Обновление кабинета

Заместитель председателя Совета министров, министр юстиции, главноуправляющий делами, сенатор и профессор Тельберг отличался большой самоуверенностью. Он, очевидно, решил, что его проект Военного совета – единственное средство спасти гибнущее Российское правительство, и, не спросясь Совета министров, не устроив, как об этом просили, совместного заседания министров с Верховным правителем, провел свой проект в форме чрезвычайного указа.

Средостение[113]не только не пало, но еще больше укрепилось в своем значении. Тельберг, Михайлов и Сукин становились окончательно вершителями судеб, потому что к ведению Военного совета отнесены были все важнейшие дела.

Как раз в это время возвратился из отпуска Вологодский. На первом же заседании, 12 августа, ему был предъявлен вопрос о не-закономерности указа, проведенного Тельбергом помимо Совета министров. Тельберг выдержал ожесточенную атаку.

Бедняга подвергся нападению с двух сторон. Чтобы провести указ, ему пришлось проявить большую настойчивость у Верховного правителя, который не понимал смысла этого указа. Тельберг рассказывал, что дело не обошлось без крика. Какой-то проект был разорван, и, в конце концов, все-таки было подписано нечто сходное с первоначальным проектом.

Генералы тоже не понимали сущности проекта. Им казалось, что это совет обороны наподобие того, который был учрежден в Австрии накануне ее падения. Когда Дитерихс узнал, что издан подобный указ, он сказал: «Если так, то в таком случае… в таком…»

Он еще не закончил, как адмирал – все это я передаю со слов Тельберга – уже начал доказывать, что, в сущности, ничего не будет, что это только так…

Бороться с Советом Верховного правителя оставалось лишь путем личных перемен. Вологодскому было дано знать, что сохранение влияния за Тельбергом, Михайловым и Сукиным признается большинством недопустимым.

На этот раз Вологодский проявил характер.

Адмирал долго колебался относительно Михайлова и без охоты подписал указ об его отставке. Сукина он ни за что не хотел отпустить. Назначение меня на место Тельберга подписал без колебаний.

Против Михайлова выставлены были, главным образом, деловые аргументы. Серьезной финансовой программы у него нет. Изъятие керенок оказалось крайне неудачной реформой. Технического улучшения сибирских знаков так и не было достигнуто, а сама фигура Михайлова приобрела к этому времени общий одиум[114]. В Государственном экономическом совещании его встречали с крайней враждебностью, а когда он ушел в отставку, пресса единодушно осудила его деятельность, приписав ему заговоры, в которых он не участвовал, и забыв его положительные черты и заслуги.

Что касается Сукина, то он к этому времени сумел внушить к себе антипатию самых разнообразных кругов. Без каких-либо ясных оснований к нему относились с недоверием.

Этому способствовали, впрочем, некоторые частные известия из Америки. Одни из них сообщали о кампании, которую ведет против признания Омского правительства глава дипломатической миссии Бахметьев, «высокий» друг Сукина. Другие говорили о некоторой заинтересованности близких к миссии лиц в распределении омских заказов и предостерегали от сношений с Америкой через Сукина. Последний же упорно настаивал, чтобы вся переписка с заграницей шла непременно через него.

Доверять глухим обвинениям было трудно. Сукин остался. Он забронировал свое положение тем, что проводит политику Сазонова и что ни в чем не отступает от указаний Верховного правителя.

Я принял на себя тяжелые обязанности главноуправляющего как жертву. Я предлагал другого кандидата на это место – недавно приехавшего в Сибирь Н.К. Волкова, бывшего товарища министра земледелия при Шингареве, но провести назначение нового человека было тогда очень трудно. Верховный правитель приезжал в Омск на день-два и сейчас же опять уезжал, а назначать, не познакомившись с кандидатом, он не хотел.

Если уход Михайлова, уменьшение роли Тельберга и уход Лебедева, совпавшие с прочими переменами, были вообще одобрены, то сменившие их лица были встречены очень холодно.

Вместо Михайлова был назначен фон Гойер[115].

В Омске находилось в то время всего два лица, которых можно было считать сведущими в финансах: Феодосьев и Гойер. Первый, однако, всегда уклонялся от предложений, которые ему делались