Белый омут - Фёдор Григорьевич Углов

педучилище, хотела даже в институт поступать, да не поступила. Привозила по вечерам иногда свежих огурчиков, иногда помидоров. Ну, чай согреем, попьем. Я частенько на кухне гантелями занимаюсь, она обычно сидит в это время на раскладушке, шапку меховую разглаживает, после снега приводит в порядок, у нее такая привычка была. Она вообще аккуратная была очень. Ну, сидим так да сидим, я взял однажды и сказал: «Давай поженимся». А она вдруг заплакала, к окну отошла и стала глядеть на железную дорогу. Я еще подумал: «Чего это она?» Тут она и говорит, что жених у нее был, летчик-испытатель, да разбился. Ну, я, конечно, говорю, что жаль, но что ж теперь-то делать. Теперь я буду, если она не возражает, разумеется.

Сели мы тут рядышком и стали обсуждать. Вернее, она уже все, оказывается, продумала. Во-первых, я подаю на развод, я ведь до сих пор еще не подавал. За зиму нас разведут, и весной мы с Галей распишемся. Во-вторых, высылать на ребенка мне лучше не как попало, а четко — одну четверть зарплаты. А то ведь я то месяцами не посылал, то, наоборот, отсылал все деньги, какие были. То есть у нас с женою была в силе как бы первая договоренность — могу высылать сколько совесть позволяет. Но тут я решил, что Галочка права, лучше высылать норму. Потом она сказала, что, если я ей позволю, она займется моим гардеробом, так как свой к свадьбе она давно приготовила. А для меня она уже прикинула на первых порах два костюма: один ежедневный, другой черный — к свадьбе, два пуловера: один китайский, другой еще какой-то, сестра ей обещала достать. Да, хозяйкой она оказалась расторопной очень, с такой не пропадешь. И стал я ей все деньги отдавать. И что ж вы думаете?! Через месяц костюм появился, через два — пальто, рубахи какие-то английские пошли, лакированные туфли. Друзей прежних, когда они однажды заявились, она вышвырнула из квартиры! Так что их и след простыл. Вот так Галочка! Я ею прямо-таки восхищался. И в то же время чего-то страшновато мне порою становилось, а чего страшновато — шут его знает.

В апреле у Галочки был день рождения. Поехали отмечать в ресторане. Она разрешила пригласить всех моих бывших друзей из общежития. Ну и гуляли так часов до одиннадцати. А на одиннадцать тридцать я такси вызвал, чтоб Галочку домой отвезти. Я не пил, конечно. Вернее, пил один боржом. Скучно мне было. Вокруг все пьяные, и Галочка выпила рюмки три-четыре по случаю дня рождения. Ну, ждем такси, уже расплатились за все. Скучновато, мои друзья допивают, доедают, а я пошел по телефону еще раз насчет такси позвонить. Тут подошла официантка знакомая, Светка. «Что-то, Вовочка, тебя давно не видно? — говорит. — Женился, что ли? Круглов рассказывал…» — «Может быть, — говорю, — тебе-то какая беда?» — «А ты посмотри, — говорит, — в каких я чулках хожу, — приподнимает юбку, смотрю — действительно, дырка на чулке, — и не стыдно тебе?» Я еще подумал про себя: «Мне-то чего стыдиться, я ведь с тобой не спал, иди к Круглову», — но взял и дал ей десять рублей, скучно мне было. Да и она пьяная была. Но нас обслуживала хорошо.

Ну, иду, значит, обратно к столу, а там за мое отсутствие друзья к Галочке пристают, просят, чтоб она мне разрешила по случаю такой даты, Галочкиного дня рождения, выпить за ее здоровье. Пить мне не хотелось, я очень устал от такого скучного вечера, посиди-ка трезвый в пьяной компании шесть часов кряду. Но вмешиваться не стал. Галочка тоже была выпимши и с улыбкою какого-то уже права на меня решала — выпить мне или нет. Хотя за все я ведь, разумеется, платил, да не в этом было дело, все же мы были еще не муж с женою. Но я не вмешивался. Трезво все это так оценил, и стало мне совсем скучно ото всей этой пустоты. Галочка решила жребий бросить — пить мне или не пить. А когда подбросили монетку, выпало пить. И тут я решил: ах так! Глянул на часы — одиннадцать пятнадцать, до закрытия пятнадцать минут. «Светка!» Она тут как тут. Это была очень расторопная официантка. За два года в ресторане купила себе кооперативную квартиру. «Две водки, два пива, и с собой столько же заверни, себе шоколадку!» Повторять ей не надо было. И через минуту я уже пил. За столом пошло веселье по новой. До закрытия я успел выпить и водку, и пиво, а в такси даже пытался Галочку обнять, но только обнять ее рук не хватало. Да еще и в шубе она была, да толкалась, говорила, что пьяный я. В общем, обиделся я, довез ее, развернулся — и в общежитие. И загулял! Там меня как родного встретили. Так мы и гуляли между общежитием и моей квартирой. А в квартире я находил записочки от Галочки, она бывала там по вечерам, но нас по вечерам там не было. А потом и у меня развернулись вовсю. Магнитофон хрипит, вино рекою льется, все мы пляшем и поем. У нас один сантехник был, цыган, так он цыганочку так плясал! Я думаю, у Гезий потолок обсыпался. Сунулась было Галочка к нам, но меня в туалет спрятали, а ее вежливенько выставили за дверь. К тому времени дверь уже сорвали с петель, так она приставленная просто к косяку стояла, но все равно. Мы гуляли вовсю. Я, помню, с балкона перегнулся, вернее, повис, зацепившись ногами, что-то Гезий все объяснял, почему у меня душа не лежит к Галочке, хотя она и хорошая. А Гезий со своего балкона глядит вверх на меня и улыбается и еще с шумом носом вдыхает воздух и быстро-быстро поводит пальчиком под своим носом: туда-сюда, туда-сюда. Мое раскачивающееся лицо висело совсем рядом с ее. С каким-то странным возбуждением глядела она и молча улыбалась. Может, ждала, не сорвусь ли я с пятого этажа… С Сережей Кондаковым она в то время еще не расписалась. А какой был парень хороший!

Все меня опять любят, уважают, все ужасно рады, что я к ним вернулся. Ну и разгулялись вовсю, магнитофон гремит. Иногда до утра не выключается. Особенно почему-то полюбилась эта — «Ах, люблю цыганочку, а она замуж вышла!». И тут, бывало, мне всегда вспомнится, что Галочка-то замуж не вышла и уж теперь наверняка за меня не выйдет. И ее было так жаль, и себя, и жениха ее разбившегося, и все вместе со мной ее жалели, бедную.