XX век. Уроки истории. 1900-1939 - Егор Станиславович Холмогоров

Правительство не могло не идти навстречу, не могло не дать удовлетворенья тому врожденному у каждого человека, а следовательно поэтому и у нашего крестьянина, - чувству личной собственности, столь же естественному, как чувство голода, как влечение к продолжению рода, как всякое другое природное свойство человека» - подчеркивал Столыпин выступая перед депутатами.

И новый тип крестьянина начал создаваться стремительно. Не случайно революция 1917 ни в феврале, ни в октябре не была крестьянской революцией. Насилие и грабеж в деревню принесли развращенные пропагандой и деклассированные солдаты с фронта. А вот сопротивление русской деревни большевикам в 1918-1921 годах оказалось весьма значительным, по сути это был второй фронт гражданской войны, избавиться от которого Ленину удалось только введя НЭП, по сути – капитулировав перед столыпинскими идеями. В 1920-е существовала всеобщая уверенность в том, что большевизму суждено переродиться, капитулировав перед столыпинским мужиком НЭП-а. Этого, увы, не произошло, но только потому, что Сталин решился по сути под ноль уничтожить старую русскую деревню, руководствуясь при этом прежде всего политическими, а не экономическими соображениями.

Тем досадней, когда сегодня некоторая часть русских консерваторов по сути присоединяется к абсурдным нападкам тогдашних левых на столыпинскую реформу. Община объявляется родовой культурной чертой русского народа, которую, якобы, подорвал Столыпин, чтобы ввести западнический капитализм. Нет ничего абсурдней этой лжи, единственная техническая необходимость изобретения которой состояла в том, чтобы представить большевистские колхозы, а не столыпинские хутора, настоящим продолжением русской традиции, вывести из русскости сталинский тоталитаризм.

Единицей русской социальности была не крестьянская община с земельными переделами, а русский сельский мiр, группировавшийся вокруг церковного прихода. На этот мiр правительство и не посягало, напротив, освобождало его от несвойственных хозяйственно-принудительных функций. Свою же задачу Столыпин видел в том, чтобы новый свободный крестьянин, обладающий собственностью гражданин, стал сознательной силой, которая защищает традицию и монархию как подлинных выразителей своих интересов.

Споря с думцами Столыпин в частных беседах подчеркивал, что парламент может служить только выразителем интересов меньшинства, «образованной публики». Интересы же большинства, прежде всего массы русского крестьянства, основной части русского народа, может выражать лишь монархия:

«Я не сторонник чистого народоправия. Скажу откровенно – я убежденный монархист. Народное представительство наше – только выразитель части народа, созревшей для политической жизни. Мой идеал – представительная монархия. В таких громадных государствах, как Россия, многие вовсе не подготовлены к политической жизни и требованиям, выдвигаемым ею. Примирить же взаимные интересы в стране – моральные, экономические, духовные – может своим авторитетом только Монарх» – так передавал позицию Столыпина депутат-октябрист И.П. Шубинский. Жаль, что этот взгляд не был услышан. Образованная публика посредством Думы и дальше пыталась выдавать себя за всю нацию и привела ее в 1917 году к катастрофе.

Откровенной ложью является и миф, созданный либералами до революции и активно поддерживаемый советскими и постсоветскими историками о каком-то «недоверии», которое испытывал к Петру Аркадьевичу император Николай II. Напротив, со стороны Государя премьеру оказывалось от первого и до последнего дня величайшее доверие. Дважды Государь со всей определенностью отклонял отставку Столыпина. Причем весной 1911 речь шла об очень серьезном кризисе, в ходе которого недоверие премьеру по сути вынесли обе палаты – Государственный Совет и Государственная Дума. Все были убеждены, что Столыпин будет оставлен, однако этого не произошло – через полгода после вотума премьер пал от руки убийцы на своем посту, сохраняя всю полноту власти. Если бы не киевская трагедия, вероятно столыпинская эра в русской политике продлилась бы еще немало лет.

Даже самые отчаянные враги премьера вынуждены были признать удачу его дела – столыпинская Россия переживала настоящее экономическое возрождение и подъем. Приведем свидетельство из воспоминаний «На путях к свободе» Ариадны Тырковой Вильямс, видной деятельницы кадетской партии, безусловного политического противника Столыпина:

«Во всех областях пошли сдвиги. Стремительно развивались просвещение и все отрасли народного хозяйства, промышленность, банки, транспорт, земледелие. Трудно было уследить за движением, осмыслить все, что происходило в стране…

Городской голова Новониколаевска (переименован теперь в Новосибирск) имел большой успех. Он рассказывал, как за какие-нибудь 10 лет маленький поселок разросся в образцовый город с 200000 населения. Были разбиты сады, проложены хорошие мостовые, проведены трамваи, электричество, телефоны, построены просторные общественные здания, школы, театр, комфортабельные частные дома. Маленький поселок перегнал старые города, получил все, что давала тогда передовая техническая цивилизация. Мы слушали что-то, напоминающее рассказы из американской жизни. Росту городов и промышленности помогала правительственая система кредитов, правильная постановка железнодорожного хозяйства… Этот рост ощущался на каждом шагу, даже в нашем небольшом деревенском углу. Мужики становились зажиточнее, были лучше обуты и одеты. Пища у них стала разнообразнее, прихотливее. В деревенских лавках появились такие невиданные раньше вещи, как компот из сушенных фруктов. Правда, он стоил только 18 коп. фунт, но прежде о такой роскоши в деревне не помышляли, как не воображали, что пшеничные пироги можно печь не только в престольный праздник, но каждое воскресение. А теперь пекли, да еще с вареньем, купленным в той же деревенской лавочке. Варенье было довольно скверное, но стоило оно 25 к. фунт, был в нем сахар, были ягоды, все вещи, от которых под красной властью коммунистов пришлось отвыкнуть. С быстрым ростом крестьянского скотоводства и в Европейской, и в Азиатской России увеличилось и производство молока и масла. Жизнь действительно становилась обильнее, легче…

Деревенская молодежь стала грамотной. Стали появляться деревенские интеллигенты из крестьян. Одни из них отрывались от земли, уходили в города, другие возвращались после школы в деревню и там, в родной обстановке, становились местными общественными деятелями, искали способов улучшить крестьянскую жизнь. Правительство шло им навстречу. Уж на что у нас было принято ругать каждое министерство отдельно и все правительство в целом, но и оппозиция вынуждена была признать, что Министерство земледелия хорошо работает, систематически проводит в жизнь очень разумный план поднятия крестьянского хозяйства. Мелкий кредит, ссуды для кооперации, производительной и потребительской, опытные сельскохозяйственные станции, агрономические школы, разъездные инструктора, склады орудий, семян, искусственных удобрений, раздача племенного скота, — все это быстро повышало производительность крестьянских полей».

Напомним еще раз, что Ариадна Владимировна Тыркова принадлежала к числу последовательных политических врагов Столыпина, была членом ЦК кадетской партии, и однако вынуждена была признать – Россия усилиями Петра Аркадьевича преобразилась.

Революция 1905-1907 годов стала моральным банкротством русского символизма, бывшего в политическом смысле глубоко подрывным и противогосударственным течением. Из поисков Прекрасной Дамы и разгульной мистической пьянки как-то ненавязчиво выходило, что дама эта - Революция, а наш царь - Цусима. Акмеизм, напротив был