Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)

Господь Иисус Христос, за Ваши двадцатипятилетие архипастырские труды и подвиги Своею великою милостию и щедротами и да благословит Вас на дальнейшие многолетние подвига служения к славе Своего Пресвятого имени и ко благу Православной Отечественной Церкви!

Нельзя не радоваться при известиях, что многоученые богословские труды Вашего высокопреосвященства более и более становятся известными за пределами отечества и обращают на себя справедливое внимание иностранных ученых. Это не может не послужить рано или поздно на пользу нашего восточного православия; и в этом Ваша новая, великая заслуга для Православной Церкви».

Вечером 27-го числа присылал полицеймейстер в мою канцелярию солдата спросить, можно ли допустить под праздник Сретения Господня маскарад. С подобными нелепыми вопросами впоследствии не раз обращались и лично ко мне полицеймейстеры и сами антрепренеры разных светских увеселений, по каждый раз получали, разумеется, отрицательный ответ.

28-го числа исполнился год, как я прибыл в Харьков и вступил в управление новой мне вверенной епархией.

30-го числа писал мне из Санкт-Петербурга преосвященный Макарий, архиепископ Литовский, в ответ на приветственное письмо от 24-го числа:

«Вы так добры и внимательны ко мне, что не пропустили случая почтить меня братским приветствием и в знаменательный только лично для меня день. И хотя я не праздновал и не думал праздновать этого дня, тем не менее я не мог не принять от Вас, как и от некоторых других лиц из Харькова, заявления благожеланий мне без особенного удовольствия. От всей души благодарю Вас.

Поручая себя молитвам Вашим, с искренним почтением и совершенною преданностию имею честь быть…

Сию минуту, как только я окончил настоящее письмо к Вам, преосвященнейший, мне подали приветственное письмо от всего духовенства города Харькова, немного опоздавшее. Покорнейше прошу Вас, милостивый архипастырь, передать этому почтенному духовенству и другим лицам, подписавшим письмо, мою искреннюю и совершенную признательность».

4-го числа [марта]. Командующий войсками граф Сумароков-Эльстон пригласил меня вместе с некоторыми другими начальствующими лицами к обеденному столу. Отправляясь на обед, я уверен был, что гостеприимный хозяин, как человек, зарекомендовавший себя пред Харьковом со стороны набожности и благочестия, сохранит на этот раз уважение к уставам Православной Церкви и соблюдет приличие в отношении к православному архиерею, т. е. предложит трапезу, соответствующую, по возможности, значению настоящих дней Святой Четыредесятницы. Ничего не бывало: для светских гостей приготовлен был стол мясной, к крайнему моему удивлению и оскорблению. Если бы я заранее знал о такой бестактности сиятельного хозяина, я никак не решился бы ехать на его обед. Такое неприличие и неуважение к архиерейскому сану возможно только между русской православной «интеллигенцией». Ничего подобного православный архиерей не встретит даже у иноверцев.

10-го марта из Курска телеграфировал мне возвращавшийся из Санкт-Петербурга преосвященный Таврический Гурий:

«В два с половиною часа буду в Харькове, желаю посетить вас, благоволите выслать людей встретить».

С братским радушием встретил я почтенного путника. Преосвященный путешествовал в Санкт-Петербург для совещания с тамошними врачами, но, проживши там почти два месяца, мало получил облегчения в своей серьезной болезни.

Вслед за преосвященным Гурием, видевшимся в Москве с преосвященным Леонидом, писал мне этот последний от 9-го числа:

«Преосвященнейший владыко!

Не для чего изъяснять Вам, почему так долго не ответствую. Вы верно поняли, верно, т. е. что я искал времени для написания длинного письма и не находил. И не нашел. Вот сегодня как вышел из церкви от утрени, так и пошли дела и люди, и до седьмого часа вечера (кроме часов и повечерия). На предложенный Вами вопрос ответ простой: не Вы себя прославили, а любовь благодарных Вам. Думаю, что Вашей скромности полезно было претерпеть некоторое стеснение от нападений любви преданных Вам людей. Почему? По духу века! Все более и более расширяется пропасть между пастырями и паствою. Формальность, с каждым днем также умаляющая свое значение, одна наполняет эту пустоту. Как же в такое время не отрадно видеть живую связь взаимной любви между пастырем и стадом; как же не желать, чтобы сколь возможно шире по пространству и времени распространялось об этом отрадном явлении извещение верное, полное, живое? Благословен Бог! да благословит Он успехом предприятие благонамеренных почитателей Ваших.

Как живо, в январе, мы вспоминали прошлогоднее свидание с Вами. Обтягивая праздничный кафтан Вашим златошвейным поясом, взяв в руки Ваши дымотопазовые четки, я говорил: в прошлом году в это время мы имели утешение видеть дарителя; нынче утешимся мыслию, что так же близки мы к его сердцу, как его памятные вещи к чувствам нашим внешним. Мои чувства сердца суть чувства и моих родных: брат и три сестры – все с любовию и почтением вспоминают о Вас.

Преосвященный Гурий, возвращающийся в многостраданиях, поведает Вам многое. Кроме того, что он скажет, не имею ничего приятного для обрадования, ни такого, что хотя и неинтересно, но назидательно… Или уж надобно иметь книги, а мне и читать книг недосужно. Впрочем, за это неудобство, т. е. за переполненность времени моего занятиями, непрестанно благодарю Господа.

Что в Москве? Общество переполнено негодованием против разрешения театральных зрелищ в пост, но и театры преисполнились зрителями?!. В четырех письмах ко владыке я касался резко этого предмета; но владыка ничего не мог сделать, при всей скорби, что дается новый повод к ропоту народному против правительства и новый повод к глумлению над святыми уставами Церкви, к общему убеждению в слабости иерархического авторитета, что так любо врагам не только Церкви, но и царя. Есть и утешение: в хорошем обществе большинство не словами только порицает допущение, но и примером.

На английском появилась книга “Life of Jesus” Farrar’a, пленительная по силе поэтического и описательного таланта, который как нельзя более кстати является здесь на помощь учености и начитанности автора. Я думал, что сестра Ушакова[443] послужит делу перевода последних дней земной жизни Спасителя нашего к посту; но читая далее и далее, я получил отвращение от книги по ее лютеранским нечестивым суждениям и умолчаниям о догматах, каковы о Приснодевстве, о Евхаристии.

Негде более писать, да и некогда… Простите и благословите».

14-го числа [апреля] писал я в Москву преосвященному Леониду:

«Пропустивши время приветствовать Вас с всемирным торжеством о преславном воскресении из гроба Господа и Спасителя нашего, спешу, по крайней мере, не запоздать к Вам явиться с моим усерднейшим поздравлением по случаю Вашего личного празднества в честь и славу святого мученика Леонида, молитвами и предстательством коего да хранит Вас благодать Воскресшего Жизнодавца на многие лета, к радости и утешению Ваших присных и всех Вас душевно почитающих. Мне помнится, если не ошибаюсь,