Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак

деле апостол отказался от малейшей материальной поддержки со стороны коринфян, было истолковано в таком смысле, что послужило подтверждением возбужденного против апостола подозрения, II, 12, 13-15; искали в этом и признака недостаточной любви. В ярких красках была обрисована якобы проявленная по отношению к коринфянам, столь щепетильным ко всякому намеку на опеку, надменность, II, 10, 9. Указывали рядом с этим на сильно контрастирующую с этою надменностью нетвердость в личных выступлениях, II, 10, 10 сл. Апостол будто бы неясен, неправдив; это будто бы сказывается в его сообщениях, в его обещаниях, II, 1,13. Высказывались, наконец, сомнения не только относительно его искренности, но и относительно его нравственной чистоты, II, 4, 2. Его болезнь, замеченная коринфянами, как раз во время его краткого посещения, казалась при таком понимании его личности наказанием Божьим, II, 12, 7. Откровения, которыми он хвалился, явление ему Христа, на котором основывал он все свое апостольское право, I, 9, 1, якобы показывали, что апостол «дошел до неразумения», 2, 11, 16; 12,11.

Это была систематическая атака, в которой не было упущено из виду ни малейшей слабости. И она, по всей вероятности, имела успех, во всяком случае, до известной степени. Если Павел считает нужным подробно опровергать возводимые на него обвинения, то он, должно быть, предполагал, что обвинения эти произвели впечатление на общину. Некоторая часть общины, несомненно, обвинениям поверила. Мы наблюдаем здесь, как это часто случается в жизни, совместное действие противоположных крайностей: подозрения, высказанные ревностными законниками-иудаистами по адресу апостола, будто бы отпавшего от закона, охотно выслушивали именно вольнодумцы, которые сами восстали против всяких законов и обычаев. То, что вообще могли возникнуть сомнения относительно бескорыстия и нравственной чистоты апостола, является печальным указанием на незрелость нравственного критерия, более того, на собственное расположение к безнравственности многих членов общины. Во всяком случае, такое отношение наглядно показывает, что чувство уважения к апостолу не было таким, каким оно должно было бы быть. Павел чувствовал себя по отношению к общине отцом, но в общине не было безусловного, чисто детского доверия к его руководству.

Не следует, однако, и здесь быть односторонним. Следует принять во внимание, что все-таки община повторно спрашивала мнения апостола. Обращение коринфян, ответом на которое является второе послание, не являлось частным или исходящим от отдельной группы; оно шло от всей общины. И при всей непристойности тона оно носит все-таки детски-наивный характер, сказывающийся в том, что у апостола просят разъяснений по поводу всех спорных пунктов в общине: все направления, и аскетическое и вольнодумное, действуют в этом отношении согласно. Все они просят самого Павла о том, чтобы он повлиял на Аполлоса и тем способствовал его возвращению в Коринф. При всем увлечении Аполлосом, в общине, очевидно, все же существовала почти ревнивая любовь к Павлу. Какой смысл имело бы иначе для противников Павла истолковывать его отказ от материальной поддержки как вызванный недостаточной любовью апостола к общине? Эта любовь общины в конце концов восторжествовала. Оскорбив апостола так сильно, коринфские христиане вдруг осознали свою неправоту. Во втором послании апостола за всеми его оправданиями слышатся нежные нотки стоящей вне всяких сомнений и борьбы примиренной любви. Не хотел апостол «приходить с огорчением», II, 2, 1, но «он мог прийти в радости», Деян., 20, 2 сл.

Мы сможем понять эти отношения к апостолу, эту удивительную смесь тяготения к нему и отталкивания лишь в том случае, если примем во внимание, какой еще юной, какой незрелой была община. Говорит же им апостол, что они точно грудные дети. И все-таки насколько зрелой, насколько взрослой считала себя община, напоминая собою юношу, только что перешагнувшего порог детства и испытывающего гордое сознание собственного достоинства, не желающего более подчиняться отеческим наставлениям! Ему еще недостает опыта, полученного путем сознания, что всякий человек нуждается в авторитете. И все-таки он чувствует себя настолько неуверенным, что постоянно прибегает к чужому авторитету, к сожалению, однако, часто к авторитету ложному.

Все же в причинявшем так много огорчений апостолу поведении коринфян, в конце концов, сказывается присутствие хотя еще и незрелой, но несомненной нравственной силы. Правда, нерадостную картину представляет собою коринфская христианская община. Она способна с самого начала разрушить все иллюзии об идеальных порядках апостольского века. Люди и тогда были такими же, как и теперь. Христианство должно было считаться с теми же затруднениями, что и теперь. «Тело имеет похоть против духа». Непосредственность, с которою влияло здесь новое, создает, правда, впечатление усиленное; это новое, правда, привело в действие силы, присутствия которых нельзя было подозревать, но краткий промежуток времени помешал полному проникновению, полному пропитыванию старой материи новым духом. Все еще остро сказывались прежние привычки, безнравственность и пороки языческого прошлого. Отсутствие нравственной выдержки стояло в кричащем противоречии с богатой духовной одаренностью общины.

Особо характерным для коринфян является при этом неразвитая общинная солидарность. Соединяясь во время богослужения, они во всем остальном шли каждый своею дорогою, забывая, что христианин лишь в качестве члена общины мог пользоваться всеми благами новой веры, что только общность давала надежнейшую защиту против всех опасностей, идущих извне, и что все эти условия создавали для каждого в отдельности обязанности по отношению к общине. Вместо этого коринфские христиане особенно настойчиво проводили принцип неограниченной личной свободы. Неуважение к братьям, отсутствие должного уважения к апостолу являются прямым следствием этого ярко выраженного индивидуализма и стремления к независимости. Какое дело было коринфянам до других христианских общин, на которые часто ссылался апостол, I, 7, 17; 11, 16, к чему было расходоваться на нужды каких-то палестинских христиан? Достаточно было заботиться о самих себе, и не хотелось ни слушать наставлений извне, ни налагать на себя обязанностей по отношению к стоявшим вне общины. К христианству относились не иначе, как к культу Посейдона, Изиды, или матери богов: христианство было для них лишь частью существования, необходимою для жизни; сама жизнь им не определялась.

Стоя на такой точке зрения, легко понять все беспорядки и заблуждения, царствовавшие в коринфской общине. Все эти отдельные недочеты кажутся, однако, значительными только на первый взгляд; если присмотреться к ним ближе, они окажутся далеко не так уж опасными. В общей же картине коринфской жизни они, конечно, отступят далеко на задний план. Сколько честного стремления видим мы наряду с необузданностью! Стоит только вспомнить «слабых». И при этом самое лучшее, самое замечательное, конечно, для нас неуловимо. Доброе не блещет. Павел, конечно, писал свои послания отнюдь не с тем, чтобы петь хвалебные гимны достоинствам своих общин: лишь необходимость и недочеты,