Опасная граница - Томас Дж. Барфилд

номадами изолированных оазисных государств, в нем имелся и положительный аспект. Международную торговлю с Китаем традиционно осуществляли купцы из Туркестана, которые нуждались в охране караванных путей, а также в поддержке со стороны могущественных кочевых правителей для проникновении на китайские рынки. Использование Галданом ходжей в качестве политического инструмента было джунгарским продолжением этой традиции. В результате туркестанских завоеваний Галдан приобрел целый ряд выгод — налоговые поступления, резервные фонды и торговлю, не обременив себя при этом административными функциями на завоеванных землях. Назначая мусульманских духовных лиц представителями джунгарской власти, он создавал буфер между исламским населением Туркестана и монголами-буддистами из северных степей.

Экспансии, предпринятой джунгарской империей под предводительством Галдана, Китай противостоять не мог, поскольку в то время династия Цин была занята ожесточенной борьбой с У Сань-гуем и саньфаньским восстанием. Однако, хотя Кашгария и находилась вне сферы традиционных китайских интересов, завоевание джунгарами оазиса Хами создавало опасность для западных окраин провинции Ганьсу, захваченной перед этим хошотами, бежавшими от Галдана. Стремительное возвышение новой степной державы на границе Китая представляло явную угрозу для Цин. В памяти искушенных в истории маньчжуров сохранились воспоминания о том, как государство их предшественников чжурчжэней пало под ударами монгольских племен, объединенных под началом Чингис-хана, пока династия Цзинь была занята войной с империей Сун на юге.

Хотя Галдан и захватил огромную территорию, он все еще не имел контроля над центральной частью монгольских земель. Впрочем, цинская власть в этом регионе была отнюдь не прочной. Поскольку войска и внимание Цинов были сосредоточены почти исключительно на юге, маньчжуры были неспособны обеспечить контроль над Монголией и не имели достаточно сил для предотвращения там восстаний. Когда в 1675 г. чахарский князь Барни поднял восстание и двинулся на Мукден, маньчжуры были вынуждены выставить против него армию, состоявшую из поваров и слуг. К счастью для династии Цин, этот сброд смог разбить чахаров[341].

Шестью годами позднее (в 1681 г.) Галдан попытался разжечь распри между восточными монголами, предложив союз хорчинскому князю (старейшему союзнику маньчжуров). В письме к нему он вопрошал: «Должны ли мы стать рабами тех, кем мы привыкли повелевать? Империя — это наследство наших предков»[342]. Хотя хорчинский князь и переслал это письмо Кан-си, угроза интересам Цин была очевидной. Она, помимо всего прочего, заключалась в том, что Галдан, ловко манипулируя связями с высшим духовенством Тибета в Лхасе, обеспечил себе влияние среди монголов-буддистов, находившихся под контролем Цин. Используя военные или религиознополитические средства, Галдан мог перетянуть восточных монголов на свою сторону — прежде всего халха-монголов на севере.

Во времена правления Галдана Северная Монголия принадлежала племенам халха-монголов, которые были разделены на три самостоятельных ханства: Дзасакту-ханов, Тушету-ханов и Сэцэн-ханов (четвертые, кобдоские Алтан-ханы, были завоеваны джунгарами). Кроме ханств, существовало еще буддийское духовенство под руководством джебдзундамбы-хутухты — наиболее важной религиозной фигуры в Северной Монголии. С 1639 г. должность джебдзундамбы-хутухты занимали лица, принадлежавшие к линии официально признанных «перерожденцев» (хубилганов). Глава буддистов обладал значительным состоянием и многочисленными подданными. Хотя он и не имел подконтрольной ему территории, его могущество и богатство равнялись таковым у любого из ханов.

Экспансия джунгаров, Цин и Московского государства привела к тому, что халха-монгольские ханства оказались окруженными со всех сторон агрессивными соседями. В связи с тем что территория ханств имела стратегическое значение, она стала ареной борьбы за власть во Внутренней Азии, причем Цины старались противостоять всем остальным соперничающим державам. Для маньчжуров Монголия представляла собой оборонительный форпост, обеспечивавший защиту северной границы Китая от нападений. Власть джунгаров в этом районе угрожала интересам Цин, поскольку отсюда джунгары могли нападать на Северный Китай и перетягивать на свою сторону южных монголов, подчиненных Цинам. Захват этого региона московитами также был неприемлем для Цин, особенно после того, как маньчжуры узнали о проникновении русских в бассейн Амура. Независимость Северной Монголии вполне устраивала Китай, но ханства были настолько раздроблены, что их шансы противостоять вторжению были минимальны.

Галдан открыто выступил против династии Цин в Монголии после конфликта, который возник между Дзасакту-ханом и Тушету-ханом. Цинский император Кан-си попытался разрешить конфликт путем переговоров, начатых в 1686 г. на межплеменном съезде, где присутствовали представители Галдана и далай-ламы. Халха-монголы согласились уладить разногласия, однако, воспользовавшись инцидентом, во время которого джебдзундамба-хутухта (брат Тушету-хана) оскорбил представителя далай-ламы несоблюдением принятого протокола, Галдан заставил более слабого Дзасакту-хана возобновить конфликт. В 1688 г. Галдан направил своего брата с небольшим отрядом джунгаров на помощь Дзасакту-хану. В ответ на эту провокацию Тушету-хан атаковал Дзасакту-хана и убил его вместе с братом Галдана. Это привело джунгаров в неописуемую ярость, и они вторглись в Монголию с тридцатитысячным войском, которое быстро разбило Тушету-хана и вынудило его бежать в Китай вместе с джебдзундамбой-хутухтой. Вслед за этим джунгары двинулись на Керулен и захватили огромное количество скота и другой добычи, вызвав бегство десятков тысяч халха-монголов в районы Южной Монголии, контролируемые маньчжурами, где Кан-си обеспечил беженцев провизией и деньгами. Теперь джунгары непосредственно противостояли маньчжурам в борьбе за власть над Монголией.

Продвижение джунгаров в Монголию создало военные и дипломатические проблемы для Цин. Цины опасались, что Галдан может вступить в военный союз с русскими против Китая. Маньчжуры уже имели конфликт с Москвой в связи с набегами казаков в Приамурье. Открытые враждебные действия имели место в 1685 и 1686 гг., когда русские строили крепость в Албазине, а цинские войска дважды сжигали ее. Неясно, собирались ли русские помочь джунгарам войсками, однако они, вероятно, поставляли последним оружие и порох (или мастеровых для их производства). Хотя маньчжуры и доказали свое военное превосходство над русскими на Амуре, цинское правительство стремилось заключить договор с Москвой с тем, чтобы не допустить возможный русско-джунгарский союз. Цинские послы быстро достигли взаимопонимания с русскими, и в 1689 г. был подписан Нерчинский мирный договор. В обмен на обещание нейтралитета маньчжуры гарантировали русским право на торговлю и урегулировали приграничный спор в районе Амура. Стратегия Цин победила, поскольку на следующий год, когда Галдан постарался заключить союз с русским царем, его предложения были отвергнуты[343].

Еще одной дипломатической целью Кан-си было добиться поддержки или хотя бы нейтралитета со стороны тибетского буддийского духовенства. «Великий пятый» далай-лама обладал огромным влиянием на всей территории Монголии, и Кан-си надеялся добиться его поддержки в вопросе об организации новых мирных переговоров между монголами. Переговоры не продвигались, поскольку «великий пятый» был мертв, хотя правивший от его имени регент[344] скрывал данный факт и утверждал, что далай-лама пребывает в уединении. Регент не только отверг предложение Кан-си, но, будучи сторонником Галдана, убеждал цинского императора согласиться с требованиями