Опасная граница - Томас Дж. Барфилд

местные военачальники. Вспыхнуло так называемое восстание Саньфань, известное также как «война трех князей-данников». Это восстание охватило весь юг Китая от юговосточного побережья до Сычуани на западе и Шаньси на севере. Маньчжуры, столь ревностно боровшиеся с коррупцией в государственном и правительственном аппарате, не смогли разглядеть грозную опасность вторжения с юга. Цинскую столицу Пекин охватила паника. Некоторые маньчжуры даже предлагали покинуть Китай и укрыться в более безопасной Маньчжурии. У людей, хорошо знавших историю, могло возникнуть довольно мрачное сравнение с наступлением Северной Сун в XI в., когда под контролем киданей остался лишь мизерный участок земли в Китае, или с изгнанием Минами монгольской династии Юань в XIV в. С позднетанского времени юг был самым густонаселенным и высокопродуктивным районом Китая; теперь он находился в руках восставших.

Кан-си принял жесткие меры, подавил панику в столице и организовал систему обороны, включавшую в себя укрепление флангов и других стратегически важных районов, чтобы предотвратить распространение восстания на север. Первоначально он использовал маньчжурских командующих и знаменные войска, которые были под началом членов императорской фамилии. Однако они потерпели неудачу, разрушив миф о своей непобедимости и убедив императора в том, что он не может полагаться в защите династии только на маньчжуров. Тогда Кан-си обратился к войскам зеленого знамени, солдатами и военачальниками которого были лояльные трону китайцы. Они действовали успешнее, чем армии восставших, и постепенно переломили ситуацию. К 1677 г. повстанцы были оттеснены в горы на юго-западе страны, однако окончательная победа над ними не была достигнута вплоть до 1681 г., когда умер У Сань-гуй.

Завершение этого восьмилетнего противостояния наконец позволило династии Цин установить прямой контроль над всем Китаем, в пределах которого у нее уже не существовало соперников. Провал военного маньчжурского руководства и эффективное использование войск зеленого знамени также указывали на консолидацию государственной системы Цин. Ни предводители знамен, ни старые китайские союзники уже не могли считать себя независимыми от власти Кан-си. Маньчжурские представители знамен, в частности, не могли больше считаться военным оплотом империи, так как не справились с возложенными на них обязанностями. Отныне и навсегда маньчжуры могли сохранять свое положение только поддерживая династию и надеясь получить благосклонность императора. Теперь Кан-си также мог назначать китайцев на гражданские и военные посты по своему усмотрению. Именно он примирил традиционную китайскую бюрократию с властью маньчжуров. Борьба с восстанием также обеспечила Кан-си закаленными в боях войсками и хорошо отлаженной военной машиной. Впервые с момента падения Пекина династия Цин обратила свое внимание на Внутреннюю Азию.

Пограничная политика Цин

Как и другие иноземные династии, маньчжуры были народом, искушенным в вопросах пограничной политики. Стратегия Цин демонстрирует четкое понимание слабостей племенной организации в степи и возможностей их использования. Традиционной маньчжурской стратегией было поддержание анархии среди кочевников в Монголии таким образом, чтобы последние не могли организоваться и стать угрозой для Северного Китая. Маньчжуры усовершенствовали эту стратегию, одновременно поддерживая кочевников в состоянии раздробленности и сохраняя некоторую форму прямого контроля над ними со стороны Китая. Проведение столь успешной политики было обусловлено способностью маньчжуров к манипуляции степными племенами, а также необычной политической структурой, сложившейся в степи в конце минского периода.

Договор 1571 г. между Алтан-ханом и Мин принес в степь порядок. В рамках даннической системы значительное число мелких князей, принимавших в ней участие, получили постоянный источник доходов. Эти князья происходили из рода Чингисидов, потомков Даян-хана, и каждый из них властвовал на небольшой части территории Южной Монголии. Предшествующие китайские династии направляли помощь кочевникам через единого правителя степи, который монопольно распределял ее среди своих подданных. В таких условиях предводители небольших племен были вынуждены играть второстепенную роль в более крупной и сложной политической системе. Алтан-хан не пытался создать такую монополию, и каждый мелкий правитель устанавливал собственные связи с двором Мин. Это существенно мешало достижению политического единства. Каждый местный вождь ревностно оберегал свою независимость и не желал утрачивать непосредственную связь с Китаем, получая взамен положение вассала в объединенной степной империи. Династия Мин использовала эту систему пассивно, отказывая в установлении даннических отношений тем монголам, которые доставляли трудности Китаю.

Политика Цин по отношению к монголам была более хитроумной. Цины переманили на свою сторону монгольскую племенную знать, предоставив ей большие субсидии в рамках даннической системы, чем Мин, и закупая монгольских лошадей. Маньчжуры также заключили ряд брачных союзов, которые связали монголов с маньчжурской знатью. Мин об этом никогда не помышляла. Наконец, маньчжуры выступили в качестве защитников монгольских князей от захватнических планов Лигдан-хана. Союз с маньчжурами сохранил status quo чингисидской знати и предотвратил создание государства кочевников у китайской границы. Кульминацией этой политики стало включение племен Внутренней Монголии в маньчжурское государство в 1634 г.

Цинское правительство реорганизовало племена Южной Монголии, включив их в систему знамен. Знамена были организованы по племенному признаку; по существу, старые племена стали новыми знаменами. Традиционные монгольские вожди получили посты в цинской администрации. Они сохранили власть над своими людьми, прикрепленными к определенным территориям. Племенное население было размещено в знаменных округах группами по 50 семей. Такая политика вновь подтвердила привилегии консервативной знати Чингисидов, которая была обязана маньчжурам сохранением своей власти. В то же время она уменьшила возможность возникновения волнений и беспорядков, разделив монголов на множество мелких групп, которым было запрещено переходить с места на место или выбирать себе новых предводителей. Был обнародован целый список суровых наказаний, предусмотренных для вождей, допустивших бегство своих подчиненных или укрывательство беглых. В 1662 г. эти законы были еще более ужесточены, даже оставление территории знамени в целях охоты стало считаться преступлением. К 1670 г. во Внутренней Монголии существовало 49 знамен, каждое из которых состояло примерно из 23 стрел. Судьба предводителей знамен и стрел полностью зависела от династии Цин. Цинский двор мог штрафовать, смещать с должности и всячески наказывать монгольских племенных начальников (и в действительности делал это). Таким образом, еще более ослаблялись связи между местными кочевниками и их вождями. Аристократию связывали с двором Цин брачные союзы, а также различные взаимные обязательства, позволявшие монгольским лидерам считать себя частью цинской знати. Утверждая власть консервативной и неамбициозной знати, маньчжуры препятствовали появлению враждебных политических сил. Южные монголы, за исключением одного чахарского вождя, сохранили верность Цинам во время восстания Саньфань[334].

Система стрел и знамен позволяла Цин контролировать Южную Монголию без особых затрат и свести к минимуму прямое вмешательство в ее внутренние дела. Однако династия сознавала, что слишком большая военно-административная раздробленность монголов затрудняет использование их военной силы. Поэтому, когда в 1674 г. в Южном Китае разразилось восстание, Цины реорганизовали 49 монгольских знамен