Опасная граница - Томас Дж. Барфилд

знати и способствовали сохранению ее значения при новом режиме. Китайские же учреждения были предназначены для сохранения имперской автократии, которая не допускала разделения власти, и их заимствование освобождало двор из-под контроля племен. Верхушка империи постоянно ограждала себя от притязаний племен и прилагала все усилия, чтобы стать имперской династией, призванной управлять как Китаем, так и маньчжурами.

Проблема выбора между автономией и централизацией становилась особенно острой в периоды кризисов, связанных с наследованием власти, когда представители имперской знати были вынуждены искать поддержки у знамен. Однако каждый вновь избранный правитель неизбежно начинал там, где заканчивал его предшественник, каждый раз оставляя знаменам все меньше власти. Никогда это не проявилось так явно, как в период очередного витка централизации после неожиданной смерти Доргоня в 1650 г.

После смерти Доргоня вновь вспыхнула борьба за власть, поскольку он не оставил преемника, а его партия оказались не способна в одиночку удержать в своих руках бразды правления. Первоначально регентом был назван Цзиргалан, однако в 1653 г. он утратил этот пост, уступив сторонникам нового императора Шунь-чжи, ратовавшим за то, чтобы император правил единолично. Принятие Шунь-чжи властных полномочий ознаменовало значительные структурные изменения в политике династии. Предшествующие правители маньчжуров были людьми с богатым опытом ведения племенных дел и организации военных действий и могли обоснованно утверждать, что сами проложили себе путь наверх. Они достигли вершин власти благодаря как своему таланту, так и происхождению, и это отвечало требованиям маньчжурской традиции избирать в качестве правителя наиболее талантливого вождя среди представителей одного поколения. Шунь-чжи был первым из маньчжурских правителей, который получил власть по чисто формальным критериям. Избранный в качестве компромиссного кандидата после смерти Хунтайцзи, он был ребенком, не имевшим собственного опыта и не успевшим проявить никаких способностей, а реальным правителем, стоящим за троном, был Доргонь. Когда Шунь-чжи начал править от собственного имени, Цин отбросила племенные традиции и окончательно приняла более сложную систему управления, при которой власть императора определялась почти исключительно занимаемым им положением. Знати, стремившейся к завоеваниям, противостоял маньчжурский император, который удерживал и сохранял власть, манипулируя придворными группировками и бюрократическими структурами правительства.

В глазах племенной знати политика Шунь-чжи имела откровенно прокитайский характер. Он благоволил китайским советникам и китайским учреждениям, а также содержал евнухов. Многим его действия казались действиями китаефила, который утратил маньчжурские корни. Действительно, Шунь-чжи мало интересовался такими традиционными маньчжурскими развлечениями, как охота, скачки или стрельба из лука. Гораздо больший интерес он проявлял к религии и к своим дворцам и паркам. Он следовал линии прежних маньчжурских правителей и пытался заставить агрессивную маньчжурскую знать поступиться независимостью и подчиниться трону. Использование минской административной практики и привлечение на службу китайских чиновников было самым простым путем для достижения этой цели. Поскольку Шунь-чжи правил именно благодаря тому, что занимал должность императора, автократическая структура минской администрации была для него очень привлекательна.

Примером такого рода политики является участие дворцовых евнухов Шунь-чжи в делах правления. После захвата Пекина маньчжурам досталось огромное число евнухов, которые служили старой династии. В конце эпохи Мин многие из них обладали значительной властью и богатством, полученным за службу в качестве тайных осведомителей и помощников императора. Маньчжуры (и многие китайцы) относили падение Мин частично на счет злоупотреблений евнухов. Доргонь строго запретил службу евнухов во дворце во время своего регентства. После прихода к власти в 1653 г. Шунь-чжи вновь вернулся к политике использования евнухов, создав штат личных слуг, известный как «тринадцать приказов», в котором было большое количество евнухов. Приказы были созданы для того, чтобы оградить императора от давления как со стороны племенных знамен, так и со стороны чиновничества. После смерти Шунь-чжи подвергся жестокой критике за воссоздание этого коррумпированного учреждения эпохи Мин. Однако именно этому учреждению, избавленному от евнухов, суждено было стать в дальнейшем одним из наиболее характерных институтов цинской императорской власти, поскольку оно оказалось очень полезным орудием в руках правителей дворцового типа, к которому принадлежали цинские императоры.

Шунь-чжи не забывал, что для руководства дуальной организацией не следует полагаться исключительно на поддержку китайцев. Даже заимствуя все большее количество китайских институтов при дворе в целях централизации власти, он защищал привилегии маньчжуров. Когда в 1656 г. китайские чиновники горько пожаловались на жестокость законов о поимке и возвращении беглых рабов, попросив смягчить их, «китаизированный» император не на шутку рассердился. Он упрекнул китайцев в том, что они ничего не знают о проблемах маньчжуров и о том, что последние обладают правом иметь рабов в качестве привилегии за участие в военных действиях:

Таким образом, у нас нет выбора, кроме как установить очень жестокие законы. Они могут тяжело сказываться на китайцах, но, если мы не будем решительно пресекать беззакония, укрыватели станут еще более наглыми, а количество беглых умножится. Кто тогда будет служить нам? Как мы выживем? Неужели никто не беспокоится о трудностях маньчжуров? Императоры предшествующих династий обычно управляли только китайцами, но я управляю и маньчжурами, и китайцами и должен обеспечить тем и другим то, что им положено[331].

«Гнилые китайские манеры» — с помощью этой популярной фразы маньчжуры могли критиковать любой политический шаг по направлению к централизации власти и лишению племен независимости. После смерти Шунь-чжи в 1661 г. его противники намеренно представляли все «китаецентристские» аспекты политики императора в гипертрофированном виде. Это стало очевидно во время так называемого регентства Обоя (1661–1669 гг.), когда знаменная знать предприняла последнюю отчаянную попытку сохранить и приумножить свое влияние в правительстве Цин под лозунгом возвращения к традиционным маньчжурским обычаям.

Когда умер Шунь-чжи, старая вдовствующая императрица и ее маньчжурские сторонники, предводители знамен, обнародовали поддельное завещание, в котором император якобы денонсировал свою прежнюю политику как плохо продуманную и опасную для интересов маньчжуров. Его семилетний сын (чьим основным достижением на тот момент была победа над оспой) был наречен императором Кан-си и возведен на престол. Правительство осталось в руках вдовствующей императрицы и четырех маньчжурских регентов. Один из этих регентов, Обой, проявил незаурядные способности и большие амбиции. Он быстро стал лидером среди регентов, а затем и фактическим диктатором, заняв позицию, схожую с той, которую занимал ранее Доргонь. Регенты представляли собой новое поколение маньчжурской правящей элиты. Все они отличились в качестве военачальников низшего ранга при завоевании Китая, но никогда не занимали крупных постов. Активно участвуя в политике знамен, никто из них не являлся членом императорского клана, и именно они наиболее пострадали от политики централизации, проводимой Доргонем и Шунь-чжи. Под лозунгом возвращения правительства к маньчжурским ценностям Обой попытался обеспечить маньчжурской военной знати постоянную и главенствующую роль в руководстве Китаем[332].