При свете зарниц (сборник) - Аяз Мирсаидович Гилязов

дом тронут!.. Нет, нет, на это Бибинур ни за что не согласится. Снесут его, конечно, однако только после её, Бибинур, смерти. Тогда уж ничего не скажешь, и дух Габдуллазяна не оскорбится, и Гайша не встретит с упрёком: мол, даже память мужа не сохранила ты!..

Но этот председатель не спешил ни в дом зайти, ни с какими-либо расспросами не торопился… Показав рукой на завалинку, сказал:

– Посидим тут, если время есть.

Сели. Хотя Бибинур то и дело удивлённо взглядывала на председателя, тот продолжал спокойно и молча осматривать всё вокруг.

– Теперь таких дворов нет, – сказал он немного погодя.

– Каких? – подозрительно спросила старушка.

– Красивых… Зелёных, душистых… Чтоб трава росла. В моём детстве у нас тоже был такой двор. Эх, валялись мы там! Кувыркались! В прятки играли.

– Теперь дети в прятки не играют, – ответила Бибинур растерянно.

– Тоже поражаюсь этому! В прятки не играют, в колечко перестали, жмурки забылись… Не знаете, почему?

Бибинур совсем смешалась: председатель колхоза – и о чём вдруг! Да и ей самой не всё ли равно: забылись… остались…

– Вот вы, когда в детском саду работали, в какие игры с детьми играли?

Этот вопрос тоже был неожиданным (про довоенный детский сад спросил!), и Бибинур не нашлась, как толком ответить.

– Играли, – проговорила она. – Наверно, во все игры играли.

Председатель, подняв прутик, чертил им что-то возле своих ног, и в его голосе она уловила что-то вроде сожаления:

– Надо бережно сохранять своеобразие деревень. Вот что меня заботит!.. Деревня – ведь это соловьиное гнездо. Только с людьми. Поэты недаром рождаются только в деревне… Я лично не очень доверяю городским поэтам. Поэт либо в деревне должен родиться, среди вольной природы, либо, долго прожив в ней, полюбить деревню должен. Вот Пушкин… В городе родился, конечно, но если бы не было Болдино и Кистенёвки, не было бы няни из деревенских, разве русская нация сумела бы через Пушкина так сильно познать величие своё?… Либо взять нашего Тукая!..

«Говорили, умный председатель приехал, а оказывается – говорун!» – закручинилась Бибинур. И тот, вероятно, почувствовал, что в слишком отвлечённые рассуждения пустился, не к месту они, – и, вздохнув, сказал только ещё:

– Красиво!

– Что красиво? – проследила за его взглядом Бибинур.

– Вон же на конце сруба осиное гнездо, летают… Как в золотом сиянии.

– Заглянем в дом. Чай поставлю, – сказала окончательно сбитая с толку Бибинур.

Джихангир покачал головой:

– Спасибо, бабушка. И здесь хорошо. Как увидел ваш дом, двор, заросший мягкой гусиной лапкой, сразу мальчишьи годы вспомнил.

– Далеко ли твои мальчишьи годы-то?

– Далеко ли, нет, а всё равно им не вернуться…

– Это так…

– Бабушка, – неожиданно спросил Джихангир, – почему не приходите на собрания? Я уже не раз собирал стариков для разговора. Слышал, вы раньше очень активной были. Что сейчас-то изменилось? Может, болеете, да мне говорят, что вы здоровы…

– Состарилась, – робея отчего-то, отозвалась Бибинур.

Джихангир ласково улыбнулся ей:

– Не старейте, не спешите с этим… Столько дел ещё впереди! И ваша помощь будет полезна колхозу. Вот сад хотим вырастить и Ташлыяр решили запрудить. Много строить будем, уже начинаем. Опыт ветеранов, как говорится, в цене… Приходите, заходите, прямо ко мне. Может, у вас есть какие-либо предложения, советы появятся… Вместе обдумаем. Благодаря же таким, как вы, ваше поколение, Аксыргак выстоял, не зарос бурьяном… И мне хотелось бы, чтобы вы не стояли от дел в стороне, чтобы помощницей были.

Не стал ни о чём допытываться, выспрашивать Джихангир, ничего не сказал про крышу и дом и, пожелав здоровья, покоя и повторив, чтобы она не обходила его председательский кабинет стороной, вышел со двора.

Долго после этого бабушка Бибинур в раздумьях сидела там же, на завалинке.

Раз прошла мимо её ворот старушка Закия, два прошла, окликнула, не утерпев:

– Сидишь, старая, ау?

– Сижу, соседка, сижу.

– День ведь больно хорош, а?

– Хорош, хорош, соседка.

– На чай не зайдёшь?

– Сейчас сама вскипячу, спасибо…

Давнишние они соседки, старинные, и прекрасно знала Бибинур, какой вопрос мучил Закию: она же видела, как пришёл и ушёл председатель, подсмотрела, что тот немалое время беседовал с Бибинур, и вот теперь этими простыми словами она прощупывала, пыталась узнать, о чём же был разговор! А знать надо! Судьба Бибинур не одну Закию интересует, все соседи кругом, почуяв в ней перемены, насторожились: «Может, уже собираться начала?» Даже неизвестно откуда и от кого слух распространился, что якобы Бибинур в дом престарелых отправят… Потому-то ждала хоть каких-либо новостей Закия, но Бибинур ничего не открыла, даже не пересказала, что говорил ей Джихангир… Она сама, честно признаться, ничего толком не поняв, оставалась в сильном недоумении. Навестил он старуху – и что?!

Вечером, пригласив в правление, выдали ей там семьдесят пять рублей. Расписалась она в получении, и бухгалтер сказал: «Брови не хмурь, не одной тебе – всем ветеранам выделили».

Бибинур спросила у Галикая, что это за слово такое – «ветеран».

– Зачем тебе? – ответил вопросом на вопрос Галикай.

– Мне денег дали.

– А мне почему нет? Иль я не ветеран?

Галикаю, выяснилось, просто-напросто забыли деньги выписать, и он, бушуя в правлении, накричал на бухгалтера… Бибинур же так и не узнала, что означает «ветеран»… Может, престарелый пенсионер?

Семьдесят пять рублей, само собой, очень сгодились в хозяйстве. Бибинур много риса купила, чаю и сахарного песку в коробки насыпала. Настроение, что говорить, поднялось…

Нет, совсем не из-за того, что дали семьдесят пять рублей, и не из-за того вовсе, что заходил председатель, и не из-за того, что не мелочился, не выпытывал он то да сё (хотя и за это Бибинур много-много раз благодарила Джихангира), не из-за этого всего, но… из-за чего-то всё-таки настроение у Бибинур действительно поднялось! Хотя бабка Закия при желании и настойчивости и могла узнать, для чего заходил председатель Сафаргалин, но какое впечатление произвёл он на Бибинур – узнать ни за что бы не смогла! И не сможет! Ни она, ни другие в Аксыргаке…

Выходит, и в старости тоже возможны исключительной силы перемены в душевном состоянии…

Даже когда вдруг собрался было поставить «последнюю точку», мол, «теперь всё, конец!», кровь от какого-то единого мига возгорается, снова горячо бурлит, призывает к жизни… С того дня, с того утра, с той встречи, с того странного, не совсем понятного разговора жизнь Бибинур вдруг опять переменилась.

Как, какими словами объяснить эту перемену?

Слово – нож: им можно поранить. Слово – шёлк: возможна ложь. Из сотен тысяч слов как выбрать самое нужное, единственно точное?

Сразу же,