Светоч дружбы. Восточный альманах. Выпуск четырнадцатый - Михаил Иванович Басманов

наше царство лишили скота, Бриханнада.

Мой брат поскакал бы в погоню, как доблестный воин,

Но в грозном сраженье возница его упокоен.

Сайрандхри, живя у пандавов и им услужая,

Узнала, что сутой своим тебя сделал Виджая.

Но если великого Арджуны ты колесничий,

Тогда покажи нам искусство свое и обычай».

Царевич возничего нового ждал с нетерпеньем.

Сказал Бриханнада: «О Доблестный! Пляской и пеньем

Тебя твой слуга по приказу готов позабавить.

Но разве мне в битве под стать колесницею править?»

«Танцовщик, певец, музыкант? Я подобного дара

В тебе не ищу», — Бриханнаде ответил Уттара.

Но девушек вздумал пандава развлечь и доспехи.

Как будто впервые, напяливать стал для потехи.

Он панцирь тащил через голову, и до упаду

Смеялась Уттара, глядевшая на Бриханнаду.

При виде подобного зрелища отпрыск Вираты

Надел на неловкого юношу панцирь богатый,

А сам облачился царевич в доспех златозарный,

Что в солнечный полдень светился, как пламень алтарный:

«Возницей ты был, когда, бога огня ублажая,

Священное Индры владенье возжег Дхананджая.

А если уменье твое оценил Венценосный,

Достоин ты править моей колесницей трехосной».

Он знамя с блистающим львом развернул над собою

И грозно велел Бриханнаде готовиться к бою.

На камне точенные стрелы, бесценные луки

Сложить в колесницу ему приказал Сильнорукий.

На быстрые братнины сборы с подругами глядя,

Царевна Уттара успела сказать Бриханнаде:

«Все куклы у нас обносились! Красивые ткани

Для них привези, возвратясь победителем с брани».

«Коль скоро царевич пригонит стада без урона,

И Бхишма ему покорится, и Крипа, и Дрона,

Тогда кауравов увижу поверженной рать я

И куклам твоим привезу разноцветные платья!»

С такими словами поводья зажал он в деснице

И сына Вираты умчал на его колеснице.

Гривастые кони, казалось, дорогой воздушной,

В златых ожерельях, неслись четвернею послушной,

Как будто узоры чертили они в поднебесье,

И вражеской рати вставало вдали густолесье.

Ряды кауравов, шумя, как валы океана,

Вздымали багровую пыль наподобье тумана.

Она застилала глаза и стеною отвесной

Вконец омрачила сиянье лазури небесной.

У места сожжения трупов, где дерево шами

В своей сердцевине скрывает волшебное пламя,

Царевич узрел копьеносцев и войско слоновье.

Премного его устрашило врагов родословье.

Он лик обратил к ослепительным Бхишме и Дроне:

«Они на своих колесницах сидят, как на троне!

Войска объезжающий с доблестным Крипой и Карной,

Закован Дурьодхана чванный в доспех дивнозарный».

А грохот ободьев, как ближнего грома раскаты,

В смятенье привел потрясенного сына Вираты.

И — матсьев царевич прекрасный, — поддавшись испугу,

Уттара сказал своему гордосильному другу:

«Я, вражеской рати узрев предстоянье на деле,

Почувствовал, как волоски шевелятся на теле.

Теперь нипочем с кауравами биться не стану!

Могу ли я меч обнажить против сына Шантану?

У Крипы и Карны не ведают промаха луки.

Никто лучше Дроны не знает военной науки.

Здесь Бахлика, Лунной династии царь многовластный, —

Так сетовал горько наследник Вираты злосчастный.

— Сподвижник Дурьодханы, Бахлики сын, Сомадатта,

С отцом прискакал, и страшусь я сего супостата.

В грядущем сраженье снискать не удастся мне славы.

Бессмертных богов устрашали всегда кауравы.

Их войско огромно! Свирепы они и лукавы.

Гляжу я на их боевые порядки — и худо

Становится мне, хоть беги без оглядки отсюда!»

Такие слова говорил, неразумен и робок,

Царевич, не зная, что с Арджуной скачет бок о бок.

«Оставлен отцом для защиты престольного града,

Я молод, неопытен! Как же мне быть, Бриханнада?

Боюсь кауравов я пуще родительской власти.

Назад, колесничий, гони четверню белой масти!»

«Царевич, твоим неприятелям видеть отрадно, —

Сказал Бриханнада, — что ты перетрусил изрядно.

Признаться, твое поведенье не слишком приглядно!

Отправиться в стан кауравов ты сам торопился,

Бахвалился и на угрозы врагам не скупился.

Что коршуны, что кауравы! Такой же обычай

У тех и других — завладеть незаконной добычей.

А ты надрывался: «Вези меня к ним, колесничий!»

Царевич! Когда ты хвастливо готовился к бою,

Мужчины и женщины вслух восхищались тобою,

Но если стада возвратить не сумеешь Вирате

И бегством постыдным спасешься от вражеской рати,

А царь правосудный лишится всего поголовья,

Ты общим посмешищем станешь и жертвой злословья».

Изрек Бриханнада: «Погибнуть в сраженье кровавом

Почетнее кшатрию, чем уступить кауравам!

И я, получив похвалу от сайрандхри-смуглянки,

Похищенный скот пригоню с кауравов стоянки».

Уттара сказал: «Пропади оно, матсьев богатство!

Меня не страшат зубоскальство, насмешки, злорадство.

На что мне карать кауравов за их скотокрадство?»

Серьгами сверкая, терзаясь боязнью жестокой,

Царевич стремглав соскочил с колесницы высокой.

Отбросил он лук и, неистовым страхом охвачен,

Помчался назад, но ему закричал Савьясачин:

«Опомнись, несчастный! Куда ты бежишь, Бхуминджая,

Вирату позоря и предков своих унижая?

Показывать спину — несвойственно кшатриев касте!

Премного достойней остаться у Ямы во власти».

В своем одеянье пурпу́рном похож на девицу,

Поводья швырнул Бриханнада и, став на ступицу,

Покинул