Давайте помолимся! - Аяз Мирсаидович Гилязов

Выйдя на волю, вернувшись в родные края, укоренившись в Казани, женившись, обретя добрых и верных друзей, с которыми пережил немало счастливых минут, рыбача на Волге, я, во время очередной дружеской рыбалки в местечке Волги под названием Олы-куль вместе с Марселем Салимжановым171 и земляком Наилем Дунаевым172, забыв обо всём на свете, закидывал снасти с лодки. Наши прекрасные половинки, разведя костёр на лужайке ближайшего островка, подвесив казанок, ждали рыбу для ухи. В эту счастливую минуту с дальнего, соседнего с тем, где находились наши жёны, островка раздался душераздирающий вопль: «Помогите, спасите!» Звук был настолько резким, что мы невольно вздрогнули и напряглись, а женщины, поскольку находились ближе к тревожному острову, чем мы, окончательно перепугались, обезумели, и, размахивая руками, словно дикари Гвинеи, принялись бегать туда-сюда. Машут нам, зовут, оборачиваясь в ту сторону, откуда раздался крик, обещают прийти на помощь. Женский крик с дальнего острова острым ножом вонзается в наши мозги, кромсает кровеносные сосуды. Мы в большой деревянной лодке, якорная вервь натянута, пакетами с приманкой, заброшенной в воду леской в нескольких местах привязаны к Волге. Пока мы отвязывали верёвки мешков с приманкой, обрывали лески, поднимали якорь, от дальнего острова отчалило лёгкое, как ветер, судёнышко и, направляя в нашу сторону недобрые волны, исчезло, затерялось среди сотен островков. В лодке сидели три здоровенных парня и сгорбленный белый платок…

…Упирающаяся в железный пол ногами девушка кричала точно так же, как и хозяйка белого платка!..

Облитый лунным светом конвоир ничего не сказал, не теряя времени даром, просунулся по пояс в клетку и выдернул строптивую девушку наружу. Сдавив воздух внутри кузова, железная дверь плотно закрылась. Удивительно, выйдя на белый свет, девушка прекратила кричать. И шум шагов поглотила настороженная тишина. Кто-то рассмеялся, я остался один. Одиночество в эти минуты было особенно таинственным и пугающим. Что это была за девушка, куда её привезли, я так и не узнал. А если бы и узнал, что смог бы сделать-то?

Сижу себе и сижу. Тысячи разных мыслей вползают в голову, изводят своим нежеланием покинуть. У самого дела, как сажа, белы, своя судьба стекает в весенний водоворот, норовя уплыть в неизвестном направлении, а тут ещё эта девушка… На воле, когда ты не стеснён в движениях, легко можешь разметать ворох мыслей, а сейчас и они вместе со мной томятся в железном мешке. Сижу, сижу, замерзать начал. Ноги задубели, пробую постукивать одним ботинком о другой, железный пол повизгивает. Боюсь, как бы и меня следом за девушкой не выволокли да не отлупили, не искалечили. Солдат отодрал же девичью руку от моей. Он же увидел… В голосах конвоиров никогда я не слышал доброжелательности. Я показался себе человеком, решившимся на что-то страшное, ужасающее!.. Девушка ведь не просто так визжала, понятное дело!

«Минута, с месяц, час, словно год!» – поют Халиль и Галиябану. Да уж, если время не желает идти вперёд, его не стронешь с места никакими уговорами! Пытаюсь сосчитать до ста, но сбиваюсь, заново начинаю счёт, нашёптывая: «Один, два…» Не могу считать и всё тут, сбиваюсь, холод путает мои мысли, дрожу всем телом. Снаружи море лунного света, я пытаюсь представить себе, как в этом море безымянной скалой, отбрасывая чёрную тень, высится грузовик. Он тоже, поддавшись моему бессилию, кажется, начал подрагивать…

Что-то произошло со мной, веки отяжелели, будто налитые свинцом, ресницы склеились, в тесные ячейки мозга набился чёрный туман, я задремал. То ли от шума шагов я проснулся, то ли грохот дверного засова заставил вздрогнуть, дверь отворилась, в этот раз я даже не успел почувствовать наружный свет, девушка, словно собака с перебитым хребтом, вползла внутрь и прибилась к моим ногам. Смотрю, подол платья насквозь вымок, а сама она то ли плачет, то ли проклятья шлёт… Латышка, судя по обрывкам фраз! Из женской зоны выдернули этого ребёнка!.. Вот она приподняла руки, обняла меня и мокрой горячей щекой прислонилась к лицу. Плачет, рыдает, скулит, воет и что-то говорит на своём языке. Хоть я слов не понимаю, но догадываюсь, что девушка проклинает весь мир, свою судьбу. Я даже не заметил, как мы тронулись, едем, едем, машина раскачивается, дрожит, торопится… Девушка отыскала в темноте мою правую руку и что-то положила в ладонь. Ощупываю, в руке надкусанное со всех сторон яблоко. «Подарок конвоя, – пояснила, не переставая всхлипывать, девушка, – втроём поиздевались надо мной и рассчитались. Вот этим яблоком».

Нечаянно касаюсь её рукой, у бедняжки под платьем-то ничего нет, оказывается… Зябко поёжившись, испуганно отсаживаюсь подальше, забиваюсь в угол. Она падает на колени и долгое время безмолвно всхлипывает. «Этим дело не закончится, нет, не закончится!» – говорит она, коверкая русские слова. «Не закончится!» Мне вспомнился горький вывод Лены Иваненко: «Если ты красива, то никогда не сможешь остаться одна!»

После этого мы ехали недолго, машина клюнула носом и остановилась, конвоиры, заходясь от смеха, опять вывели девушку наружу. В этот раз она не сопротивлялась, проворно спрыгнула вниз, кто-то поймал её и обнял. Солдат что-то сказал девушке, сделал грязный намёк, услышав перемежаемые хохотом слова конвоира: «Вот такая штучка! Первый сорт!», я понял, к чему идёт дело. Из женской зоны забрали эту бедняжку! Использовали как хотели и попутно, или ещё как-нибудь, оставили в подарок «коллегам»!..

Имени её я не спросил, лица как следует не разглядел, но душераздирающий крик больно ранил моё сердце и ещё долгое время жил в нём, изводя и терзая… Долго голову ломать не пришлось, машина куда-то приехала и остановилась. Я слез с машины и в одиночестве остался стоять у незнакомых высоченных ворот, свидетелей моего нового жизненного пути. Зона не торопилась принимать меня, показалось, что я очень долго ждал. Полез было в карман за носовым платком… а карман мокрый! То яблоко. Ни о чём таком не помышляя, достаю огрызок и брезгливо зашвыриваю его куда подальше. В этот миг из вахты вышел солдат и схватил меня за воротник: «Что ты выбросил, падла?! Что спрятал?!»

Я онемел, и «яблоко» не могу произнести, и другого ответа тоже нет, «Ищи! Найди! Не найдёшь, ночь проведёшь в карцере!» Что остаётся делать, встав на четвереньки, отклячив зад, принялся искать проклятый огрызок. Злюсь, сгораю от стыда и обиды, мечусь! Как попало яблоко в мой карман! Старания не пропали даром, нашёл-таки я этот огрызок.