Давайте помолимся! - Аяз Мирсаидович Гилязов

забором, по-своему свербя душу, загудела машина, большие ворота не открыли, сквозь маленький проём, спрятавшийся в тени вахты, прижимая к груди узелок, я шагнул вперёд – в неизвестность, «Чёрный воронок»173 проглотил меня, не разжёвывая. В горячем, спёртом воздухе у меня закружилась голова, и я чуть не рухнул без чувств. Собирая по зонам приговорённых к этапированию арестантов, «Чёрный воронок» проделал немалый путь, мои попутчики были изрядно поджаренными, взмокшими и ослабшими. Держась друг за друга, чтобы не упасть, за влажные плечи и локти, мы всё-таки предпочитали молчать, когда даже ночь изнурена, то языки и подавно обессилены. Подъехав к одной из железнодорожных станций, одной из маленьких, мы высыпались из машины на пыльную площадку, тускло освещаемую крупными, размером с кулак, лампочками. Возле унылого вагона с решётками на окнах, как положено для перевозки арестантов, жарко о чём-то спорили две большие группы, они, желая сблизиться, что ли, тянулись друг к другу, кричали, угрожали. От вида злобных, сердитых рож и широких брючин по моему телу побежали ледяные мурашки. О Аллах, что ещё ты собрался мне показать? Что делать? Куда податься, если окажусь в этой вечно горящей злобой группе… Чего ждать от этих чертей одинокому татарскому пареньку? В эту минуту из вагона выпрыгнул начальник конвоя и спешно-суетливо, коверкая имена и фамилии, начал зачитывать формуляр. Широкие брючины развевались на тусклом свету, поигрывая широкими плечами, зэки потянулись к вагонным лестницам. Большинство из собравшихся были русскими. Вот над ночным степным простором прозвучала и моя фамилия. Назвав имя и статью, выхожу вперёд и останавливаюсь возле конвойного начальника. «Не сажайте меня вместе с уголовниками!» – шепчу я ему. Полсекунды прошло, одна секунда… Не услышал, что ли, всматриваюсь в сержанта с чёрными усами. Услышал, квадратный, тяжёлый подбородок раздулся и подался вперёд. Вот он выпучил глаза, словно хочет проглотить меня, и крикнул: «Масть?!» На несчастье, этот неудобный для меня вопрос услышали и стоявшие неподалёку «расклешённые», зоркоглазые, обладатели кулаков-кувалд, и прочая нечисть. И пошло-поехало: галдёж, угрозы, зубовный скрежет…

2

На жизненном пути очень редко можно встретить незабываемые любовь, общение, дружбу.

Антуан де Сент-Экзюпери

С древних времён в Японии возникла и получила широкое распространение наука о приёмах и методах создания цветочных букетов. Сделанный таким способом букет называется «икебана». Какими бы разными цветами ни играли, какими красивыми ни были, цветок с цветком уживаются плохо. Ни на клумбах, ни на лугах, ни на лесных опушках они не могут уместиться и жить дружно. Возьмём для примера ландыши. Этот цветок – драгоценное украшение майских лесов! А попробуй-ка сорвать и уложить ландыши в букет с другими цветами: ландыши задушат их, заставят увянуть и склонить головы, подчиниться, через четверть часа все цветы, что окружают ландыши, погибнут. Для полевых цветов отравой являются даже обыкновенные лютики! А есть и такие цветы, которые могут проглотить жучка размером с булавочную головку! Кое-какие цветы-растения, живущие на морском дне, легко заглатывают рыбу размером с рукоять ложки… В природных условиях цветы очень быстро, со знанием дела обретают своё место. А икебана учит нас, какие цветы нужно укладывать в букет, чтобы он получился изумительно прекрасным.

А люди? Как познать секреты совместного проживания людей? Наверняка есть наука, и не одна, способная фундаментально раскрыть эту тайну мудрой природы. Я буду говорить лишь о том, через что прошёл сам. В вольной жизни вопросы уживания, общения, по утверждению Лены Иваненко, в руках самих людей. Соседей мы, конечно же, выбирать не можем, но жену… после долгих поисков и взвешиваний, неоднократно примерившись, получив родительское благословение, приходишь к выводу, что невеста подходит тебе во всех отношениях, и лишь после этого засылаешь сватов.

В тюрьмах-лагерях судьба разводит людей по противоположным группам. Едва сделав первый глоток баланды, ты напрямую сталкиваешься с этим разделением… И с этим разделением каждый вынужден мириться! Что поделать, другого выхода нет…

Какой группе подчиняется толпящийся возле вагона молодняк, понять несложно! А вот мне что делать-то? Как быть? Досконально обдумать этот вопрос невозможно, время вцепилось в горло железной хваткой! Убивает! Когда начальник конвоя – франтоватый сержант с щёгольскими усами, заставив содрогнуться ночь, напугав моих будущих попутчиков, крикнул: «Масть?», я растерялся. «Масть?» означает: «Ты вор или…?» Или ошиваешься возле мелкой воровской шушеры?» Я слышал, что среди воров есть своё деление, «красная шапочка», «махновцы» и много ещё всякой-разной мерзости. А каков же мой «окрас»? Среди каких полевых цветов смогу я дышать свободно?!

Среди альпинистов, которые не могут ублажить свои беспокойные души красотами равнин, есть понятие – «наслаждаться опасностями». Мы, татары, жители равнин, воины степей, я не встречал татар, кочующих с одной горной кручи на другую. Правда, несколько лет тому назад на склонах Памира погибли пять альпинисток, одна из девушек была нашего роду-племени. Когда дело заходит о принесении себя в жертву на благо России, татары в числе первых! Только никто не ценит этого, не берёт во внимание!..

Когда начальник конвоя, франтоватый сержант, своим обычным для этой должности зычным рыком: «Масть?», вонзил мне в грудь копьё, душа неожиданно испытала блаженство. Нет, сержант, не спеши навешивать дьявольское клеймо! Не суетись, сержант, приспешник Берии! Я не вор, этим молоком никогда не питался, «красную шапочку», как мелкая шушера, тоже не надевал. Из «Махно» божества не делал. Я политический арестант и требую для себя отдельных условий, особого отношения. «Крепко знай это, браток!»

О-о, святая простота! Татарское безрассудство на грани глупости! Кто мог подумать, что избежав дождя, я окажусь в снежном буране и буду мучительно его преодолевать!

Начальник конвоя перевернул мой формуляр, не обнаружив пометки «обеспечить особые условия», наморщил лоб, он даже понюхал истерзанный, видавший виды «сопроводительный лист». Только после этого что-то шепнул на ухо солдату, встречавшему этап возле вагона. Я птицей вспорхнул по лестнице, иначе этап меня сожрал бы. Зэки очень быстро поняли, что я не помещусь и не хочу умещаться рядом с ворами! Не только стоявшие на улице, но и плотно набившиеся в две камеры, в десять пар глаз встречавшие каждого нового арестанта зэки, похоже, догадались об этом, не успел я показаться в коридоре, как мои уши заложило от топота ног, криков и угроз.

Две камеры справа уже битком набиты, я в третьей сижу в одну голову, в две противоположные камеры распихали группу возбуждённого молодняка с горящими глазами… Неужели поеду в одиночестве? Вот так счастье! Не успел я так подумать, в обоих концах вагона занялась буря. Казалось, что в вагон