Давайте помолимся! - Аяз Мирсаидович Гилязов

впустили дьявольский вихрь, чёртов смерч! На приказы конвоя ноль внимания! «Вон! Они вошли! В вагоне…!» – грохотало из закрытых камер. Камеры закрыты – рты нараспашку! Ввергнув меня в пучину чёрной реки печали, открылась дверь камеры… Сгорбленные, пряча глаза от света, в камеру друг за другом вошли пятеро хмурых парней в брюках с прорехами на задах. Когда дверь за ними с грохотом закрылась, они предпочли, не представившись, ничего о себе не сказав, забиться в тёмный угол и стали прислушиваться.

Дошла очередь и до конвоя. Нет, не они, а их сегодня ругали последними словами, в их адрес выкрикивали зловещие угрозы. Четыре камеры в один голос: «С ними не поедем! Если их не ссадите, разнесём камеру и всех передушим!» – кричали, «сдабривая» обещания жирным слоем отборного мата.

Сколько раз я молил небеса, чтобы избавили меня от примыкания к тюремным группировкам. Сторонился совместной трапезы с незнакомыми личностями… А сейчас вот выезжаю в путь в одной камере с кровными врагами воров —…ми! О Аллах! Зачем подвергаешь меня, несчастного, таким страданиям?! Уже в самом начале пути столько угроз, а что нам уготовано в его конце – когда мы войдём в неизвестную, далёкую тюрьму?! «Масть?» сержанта-щёголя это, оказывается, пустяк, мусор, если сорок глоток разом поднимут тот же вопрос, что буду делать, куда спрячусь?.. Ну ладно, надену камзол с пришитым номером… Отдам часы, деньги…

Мои сокамерники поделились на две группки и сели друг напротив друга, чем громче, отчаянней кричали воры, тем тише они говорили, порой переходя на шёпот. Может, они были раньше знакомы, а может, их сплотил зловещий «окрас», в общем, они общались между собой, как близкие люди, как родные братья. Говорят, говорят, на меня никакого внимания не обращают. Воспользовавшись ситуацией, забрасываю мешок на верхнюю полку, взбираюсь сам и ложусь.

Маневровый паровоз долго испытывал наше терпение, перевозя с одного пути на другой, сталкивая лбами вагоны. Попутчики раскурили папиросу, в мой чуткий нос ударил незнакомый запах, и сладкий, и противный одновременно. Голоса у покуривших изменились, они успокоились и даже осмелели. Они начали кидать резкие реплики в ответ на угрозы воров. Только после того как начальник конвоя зашёл и прикрикнул: «Спать, жуки-куки!», обе стороны угомонились. Один из моих соседей вспрыгнул на пустые соседние нары и спросил: «Эй ты, мужик, в какую сторону собрался ехать-то?» Ответ я заготовил заранее: «Меня перегоняют в крытку после бунта в особом лагере». Снизу показались настороженные головы, оказывается, попутчиков гонят примерно в такую же тюрьму, они постарались через меня выяснить, в какую сторону нас везут, в конце концов подытожили: «Тебя, мужик, скорее всего, в Мордовию закидывают». Меня удивило, что эти люди досконально знали тюремную географию, разбирались в тюрьмах, в особенностях и различиях каждой, доподлинно знали, где чем кормят зэков. «Не переживай, мужик! Солнце везде одинаково – только нам его не показывают!» – успокоил один из них.

Две-три ночи нормального сна не перепадало, похоже, и сегодня мне не заснуть. Лежу и радуюсь тому, что столыпинский вагон поделён на мелкие секции. Одно странно: почему имя самого мудрого реформатора в истории России, известнейшего Петра Столыпина стало символом вагона-тюрьмы? Сам вагонзак правильно придуман, я считаю, в свете ожидаемого будущего-то. Представьте, если бы нас, пёстрый сброд со всего мира, повезли в обычном пассажирском вагоне, как доставили, например, из Киева в Казахстан Ивана Семёновича… Упаси боже!.. Многочисленная группа воров, ошивающаяся вокруг них угодливая шушера, желающая во всём походить на кумиров, в три секунды разделались бы с кровными врагами. Никто не прислушался бы к оправданиям: «Политический я, политический!», разделались бы и со мной. Когда кинжал покидает ножны, глаза его слепы!

Вспомнил Велягурского, и начавший было охмуряться туманом сна мозг в секунду проснулся. Уроженец Херсона был арестован, когда повышал квалификацию в Киевском институте гидромелиорации. Значит, наступление на студентов шло широким фронтом, по всей территории страны! Парню дали двадцать пять лет. За что? Он младше меня, и в тюрьму проворный пострел «поспел» раньше меня. Надо же, и студентам не жалели «четвертака»! Мы едой не делились, потому что наша дружба была выше совместных трапез. Но несмотря на долгое, длившееся месяцы-годы общение, на постоянное взаимообогащение, я, как было заведено на наших зонах, ничего не знаю о его прошлом…

Крымчанин Эскандер Даирский в каждом письме вспоминает его, называя то Президентом, то Премьер-министром. Велягурский был самым известным человеком в Актасе. Если окружение Илечко, Козлова-Куманского было довольно-таки узким, то Велягурского знали, любили и уважали все без исключения. Очень искусным строителем был Иван. Непревзойдённым. На моей памяти, его бригадой в самом Актасе и окрестностях были построены Дворец культуры, правление, универмаг и большое количество жилых домов. Велягурскому достаточно одного взгляда на проект, у него складывается полное впечатление о предстоящей стройке! Он изменяет проект, исходя из условий местности, подправляет, зная, что ему никто не будет прекословить, выполненные в спешке чертежи, главным на строительстве жилья назначили прораба-вольняшку по фамилии Душкин – алкоголик, напившись, колотил кулаками по столу и многоэтажно ругал жену, то злобный, то мягкий и безвольный человек был у Ивана на побегушках. Если что-то случалось на дальних стройках – вокзал, мясокомбинат, 19-й, 20-й общины Караганды, где работали арестанты, за Велягурским посылали двух солдат и легковой автомобиль. Он – специалист, его слово – закон. У него исключительная память, недюжинные математические способности, он был требовательным руководителем-организатором. К сожалению, нам не пришлось вместе трудиться, однако, по высказыванием тех, кто знал его близко, могу утверждать, Велягурский – созданное для великих свершений чудо природы – многогранный талант.

Сегодня, в январе девяносто третьего года, ломая драгоценную, уставшую от груза воспоминаний голову в селе Старое Альметьево, что неподалёку от Сарманова, я возвращаюсь к свидетелю моего прошлого, к другу Ивану. Я, можно сказать, открыто говорю о своих отношениях с людьми, о которых рассказываю, которые смогли вызвать во мне чувство бесконечной благодарности. Не вызывает подозрений и информация о том, что нас объединяло, у кого я смог что-то позаимствовать, а кому что-то дать. А если говорить о продолжительном духовном общении с Иваном Велягурским, мы с ним были не только современниками, но и равными, во многом схожими людьми. Взяв от ранее перечисленных друзей-товарищей что-нибудь на вооружение, я обогащался, чему-то учился… А Иван был моим задушевным другом. Общаясь с такими людьми, не думаешь о том, чтобы что-то перенять, чем-то поделиться, они абсолютно неожиданно вливаются в течение твоей судьбы, и вы вместе начинаете плыть по волнам жизни. Иван –