Давайте помолимся! - Аяз Мирсаидович Гилязов

По себе знаю, перед сном нужно думать только о хороших людях. Если впустишь в мысли плохих – рука в кулак сожмётся, злобой изойдёшь. И в сны твои придёт всякая нечисть, упыри, вурдалаки да семиглавые драконы…

Хоть я упырей-драконов и не увидел, но в тёмный овин всё же провалился, стараясь думать перед сном о хороших людях, а поутру меня разбудил перешёпот зловещих попутчиков. Они, похоже, подозвали усатого начальника конвоя, а может, он сам вызвался, короче, они упрашивали его сбегать в аптеку на ближайшей станции и купить кодеин. «Это лекарство от кашля», – объяснял один из них, самый безобразный, растрёпанный, с дурным запахом изо рта… Глядь, этот драный зэк, облезлый осенний цыплёнок, родившийся недоношенным ягнёнок – оказался татарином! Астраханским!.. Узнав, что я тоже татарин, старательно начал говорить на родном языке, изрядно коверкая слова. Осмелев, я принялся его расспрашивать, та вонючая сигарета – наркотик, оказывается, анаша, эти добавляли её в табак и курили. То-то, думаю, с головной болью я проснулся, и во рту погано. И анашу пронесли, и деньги у них водятся, когда начальнику конвоя впихивали, разом на меня посмотрели, на всякий случай я положил в карман заначку, рублей пятнадцать-двадцать, пришлось отдать. Они сразу подобрели. На одной из станций франтоватый сержант купил, что они просили, рублей за сорок-пятьдесят. А эти… вытянули губы в трубочку и присосались к «гостинцу»!.. Неужели и среди солдат есть гадины, которые, прознав, что у зэков водятся деньги, решили воспользоваться ситуацией и погреть руки?..

В пятьдесят третьем году отношения между ворами и предавшими воровской закон зэками обострились в невиданных прежде масштабах. Объявленная после смерти Сталина амнистия принесла свободу лишь всякому сброду – ворам и бандитам, насильникам и грабителям! Прежде содержавшиеся в разных зонах воры в один день вышли на степной простор. Только в волынских каменоломнях шестьсот человек получили свободу из рук сталинских наследников. А из нас, из четырёх тысяч узников Актаса, всего двое вышли на волю. Про Влащука я уже рассказывал, счастье улыбнулось также и приехавшему одним этапом со мной врачу из Москвы Якову Борисовичу Цудечкису. Сильнее всего нас интересовал один вопрос: попавшим под амнистию разрешат вернуться в родные края, например, в Москву, или нет? Если разрешат, тогда из этого можно сделать значительный вывод: политика наказания в стране мало-помалу смягчается! Основной темой наших разговоров, главным, согревающим душу желанием стало найти ответ на вопрос: в каком направлении будет развиваться страна после смерти Сталина? Евреи, барометры зоны, разве что на коленях не умоляли Якова Борисовича: «Пойдёшь на ближайший футбольный матч на стадион «Динамо»… Найди возможность! Ты же зэк! Представитель проклятой судьбы! Проникни к комментатору и, воспользовавшись паузой в репортаже, крикни в микрофон: «Борис! Привет!»… Тогда мы поймём, что к чему!» Футбольного репортажа ждали, словно сошествия ангела с небес, прильнув к приёмникам, затаив дыхание, боясь шелохнуться, слушали до самого окончания. «Привет» от Цудечкиса не прозвучал. Это подозрительное молчание само по себе стало предметом жарких споров. «Нет, – говорят одни, – у мёртвой змеи яд всё равно убийственен. Политика коммунистов никогда не изменится. Их власть может выжить, опираясь лишь на штыки и зло!» Мой мудрый читатель, думаю, ты уже догадался, что во главе незначительного количества приверженцев этой мысли стоял Александр Васильевич Мерзленков?! А большинство видело причиной горестно складывающейся судьбы страны лишь злодеяния Сталина, недоумки, развернули оглобли на родные земли. Дело за малым: найти лошадь и – айда, пашул! – напрямки вернуться домой! Хочется поверить и в обещанный Александром Васильевичем мрак, вроде бы верю, но в то же время – не до конца…

Скопом освободили воров, прогнали их «предателей», и пути-дорожки кровных врагов пересеклись. Развязалась война, пошла резня, началось истребление. По казахстанской степи кровь потекла рекой. В Караганду пригнали дополнительные подразделения милиции из Москвы и Ленинграда, Киева и Минска. Но остановить эту бойню, обезумевших от запаха крови людей было невозможно. Наряды милиции помогли решить только один вопрос: снова упечь за решётку, вернуть в лагеря и зоны выживших из огромного числа освободившихся по амнистии. Каменоломня в Волынке – зона, рассчитанная на небольшое количество людей, – нужна была именно для того, чтобы «пригреть» любимчиков сталинского режима, воров. 6 марта пятьдесят четвёртого, аккурат в годовщину смерти «вождя всех народов, мудрейшего из мудрых, гениальнейшего Сталина», нас вернули из каменоломни во владения кирпичного царства – в Актас. Скорбный, весьма прискорбный факт! А сколько, интересно, голов слетело с плеч по всей стране во время поминок по «великому вождю», в три дня, в семь, в сороковины, в годину? Некому, наверное, было подсчитывать-то, или не успели, а может, в глубоких архивах МВД, КГБ всё-таки сохранены истинные цифры этих потерь?..

До зон-лагерей ещё продолжали долетать немного преувеличенные, с налётом ложной гордости новые факты об этой бойне, пролитая кровь ещё не остыла, а противоборствующие стороны ещё готовы сожрать друг друга без остатка. Информацию о таком положении дел краем уха я улавливал ещё в Актасе, а сейчас увидел своими глазами. Едущие вместе со мной зэки – непосредственные участники этих событий, успели и на волю выйти, и в разборках поучаствовать, и кровь лихую пролить, и теперь их, впаяв каждому по «четвертаку» за бандитизм, везут в какую-то закрытую тюрьму самого строгого режима.

Когда вожжа попадает под хвост, упрямится даже самая смирная, самая покладистая лошадь, лягается, задирает зад, ломает оглобли. Откуда попала под хвост смирному мерину, везущему телегу моей судьбы, нежданная вожжа?.. Лягается, ржёт, как бы не сломал оглобли-то? Не скрою, всё время опасался примкнуть к какой-нибудь тюремной группировке, также боялся оказаться на новой зоне. Что теперь делать? Куда везут меня начинающие бодаться друг с другом, услышав зловещий гудок паровоза, вагоны?.. «Кто избавит меня от беды?»

Сколько минут, сколько часов, сколько времени мы ехали, не помню. Сейчас и думать перестал о том, что ждёт меня в Казани. До Казани ещё добраться надо! А там видно будет!.. Как вот от этих, от едущих по соседству зэков, от окружающих нас пятидесяти-шестидесяти острых ножей-воров избавиться?! Воду дают – не пью, к мелочёвке в узелке понапрасну не притрагиваюсь, лишь выбегаю, чтобы немного размять конечности, дважды, утром-вечером, по нужде и опять забиваюсь на верхнюю полку. Мои сокамерники окончательно освоились, откуда-то извлекли карты, посасывают кодеин, покуривают анашу, короче, полный ажур у них. В карты режутся и режутся! А проигравшего… язык не поворачивается выговорить, чего только не видит человек в жизни!..