Церковь плененная. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников) - Гусейнова

Надо было видеть реакцию владыки Михаила! Он смеялся долго и до слёз. Другой архиерей мог бы принять это и на свой счёт, но владыка был выше «корпоративной солидарности». Успокоившись, он сказал: «Замечательно! Это надо запомнить! Так как там говорится? Поросёнок сдох, а потом банька сгорела? Хотя нет, сначала банька, а потом поросёнок…» Прошли годы, мы встречались в других городах, на конференциях, собеседованиях, а он всё не мог забыть про поросёнка…

С 1981 по 1988 гг. архиепископ Михаил был членом Синодальной комиссии по подготовке и проведению празднования 1000-летия Крещения Руси.

Санкт-Петербург

Владыка Михаил занимал Вологодскую кафедру около 14 лет, вплоть до своего 80-летия. В 1987 г. ему исполнилось 75 лет. По Уставу Русской православной Церкви в этом возрасте епископ должен подать прошение об уходе на покой. Многие архиереи этого не делают, но владыка, как человек, абсолютно подчинивший себя правилам Православной Церкви, исполнил всё в соответствии с буквой закона, причём дважды.

В 1987 г. по исполнении 75 лет владыка подал два прошения об уходе на покой (по Уставу РПЦ). В первом прошении в 1989 г. ему было отказано, второе «положили под сукно», но позже дали ему ход. По его собственному ощущению, уход на покой был преждевременным, так как владыка был вполне работоспособен.

На заседании Священного синода 22 февраля 1993 г. было вынесено окончательное решение: выразить Преосвященному архиепископу Вологодскому и Великоустюжскому Михаилу глубокую благодарность за понесённые им архипастырские труды, которые он нёс несмотря на возраст и болезни; освободить его от управления Вологодской епархией с увольнением на покой; просить владыку продолжать свою научно-богословскую и педагогическую деятельность в Санкт-Петербургских духовных академии и семинарии.

За свои многолетние архипастырские труды владыка Михаил был награждён орденами Преподобного Сергия Радонежского I и II степени.

Своей открытостью, широтой взглядов, отсутствием чинопочитания и доступностью он выделялся среди сонма своих маститых собратьев по архиерейству. Он был человеком радостным и светлым. Говорил вдохновенно, проповедовал умно, изящно. С ним можно было вести разговор на темы не только богословского характера. Он прекрасно знал европейскую культуру, и не только религиозную. Глубоко ценил живопись, музыку.

Умеренный реформатор, знаток западной и русской литературы, любитель изящных искусств и музыки, он великолепно играл на фортепиано и иногда музицировал в профессорской Санкт-Петербургской духовной академии. Причём он делал это не «на зрителя», не на потребу восхищённым коллегам, а для души, выбирая время, когда профессорская опустеет. Как носитель старой, дореволюционной культуры, владыка не мог терпеть употребления иностранных слов без особой необходимости. Он чувствовал фальшь там, где её уже не замечает наше «просовеченное» ухо. Особенно раздражало его, когда на вопрос: «Как дела, как здоровье?» – кто-либо отвечал: «Нормально!» И вообще, на вопрос «как Ваше здоровье?» Владыка реагировал довольно своеобразно: «А почему Вас, собственно, интересует моё здоровье?» Ему страшно понравился шутливый вариант ответа: «Всё равно не дождётесь!».

… Конец 1980-х годов, вовсю идёт перестройка, усиливается активность общества «Мемориал». В актовом зале ЛДА – вечер памяти жертв политических репрессий. Владыка Михаил из-за болезни не смог быть на этом собрании, но текст его обращения прозвучал в магнитофонной записи. А затем – в исполнении воспитанницы регентского отделения ЛДА прозвучал «Реквием» Ахматовой.

По тем временам это было довольно смело. Хотя Анна Андреевна считалась «признанным советским поэтом», её «Реквием» изымался в ходе обысков. Так, в декабре 1969 г. следователь московской прокуратуры Шилов производил обыск на квартире поэтессы Натальи Горбаневской и, наряду с прочими «материалами», изъял «Реквием». Защищая Горбаневскую на суде, адвокат заявил о незаконности этого «следственного действия».

Следователь Шилов изымал рукописный экземпляр произведения А. Ахматовой «Реквием» с нарушением закона, по которому изъятие должно быть строго ограничено предметами и документами, имеющими отношение к делу. Ссылка Шилова на то, что он изымал рукопись, чтобы выяснить мировоззрение, склонности и привычки Горбаневской, явно неосновательна, поскольку мировоззрение, склонности и привычки не являются объектом уголовного и уголовно-процессуального права [507] .

Тем не менее суд вынес определение, что Горбаневская Н.Е. в состоянии невменяемости совершила действия, подпадающие под статью 190–3 и статью 191 УК РСФСР, и подлежит помещению в психиатрическую больницу специального типа для принудительного лечения [508] .

… А потом был «приёмный покой».

Ещё пока я была в приёмной, там передавали «ценности», которые находились на хранении: часы, деньги и – главное для меня, образок и крестик. Образок Черниговской Божьей Матери и мой крестильный крест. И вот это попало в лапы санитара, в толстую лапу с толстыми и, как мне казалось, сальными пальцами. Я все дни тосковала без образка и креста, чувствовала свою без них незащищённость и до сих пор считаю, что, будь они при мне, они бы меня уберегли. Я резко протянула через стол руку схватить их, но он отодвинул свою лапу, а когда я крикнула что-то вроде: «Как вы смеете это брать своими руками!», он, увидев, насколько мне это больно, с довольной усмешечкой стал перекатывать и мять образок и крест в своих пальцах, приговаривая: «А нам это всё равно, ми неверующие…» [509] .

В последние годы владыка Михаил активно сотрудничал с петербургской радиостанцией «Теос» и с московским Церковно-общественным каналом (радио «София»). Слово пастыря, произнесённое с амвона, у радиомикрофона или написанное в книге, всегда обладало мощной силой и убедительностью. Запоминавшимся в его образе было то, что, к сожалению, почти утрачено нашими современниками, – его умение говорить на правильном русском языке, ясно и красиво. В последние годы своей жизни он почти ничего уже не видел и не мог самостоятельно читать и писать, но, обладая прекрасной памятью, которую всегда тренировал изучением языков, продолжал оставаться прекрасным лектором, в классическом смысле этого слова проповедником и собеседником. До сегодняшнего дня почитатели владыки Михаила, православные и инославные, хранят кассеты с записью его лекций.

В церкви св. пророка Илии владыка служил на пределе своих возможностей, пока не исчерпал остаток физических сил. И он удалился на покой лишь после того, как его ослабевшие руки уже не могли уверенно держать Чашу со Святыми Дарами. Но преподавание в академии он не прекращал, читая лекции по памяти. А когда занемог настолько, что был помещён в больницу при академии, то студенты ходили к нему в палату сдавать экзамены и зачёты.

Сам облик его,