Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)

«Пред великим праздником Богу угодно было посетить нашу Ярославскую паству великим лишением. Я разумею кончину нашего высокопреосвященнейшего Леонида.

Так как Ваше преосвященство принадлежали к числу слушателей его и имели к нему уважение, я считаю долгом известить Вас об этом печальном событии.

Кончину нашего владыки приписывают разрыву сердца. Припадки этой болезни случались с ним и прежде. Бывши у него по делам своей службы 11-го декабря, я слышал от него самого, что накануне этого дня во время сна он вдруг почувствовал необыкновенное биение сердца и сильную боль в голове. Еще тогда, по его словам, он мог бы кончить жизнь, если бы Сам Бог не спас его от этого при помощи врача. Несмотря на то, он выразил мне свое намерение докончить обозрение епархии, чтобы в отчете за этот год Святейшему Синоду поместить вместе и об этом. Заметив необыкновенную бледность его лица и крайнюю холодность его благословляющей руки, которою он обыкновенно жал мою руку после благословения, я осмелился выразить владыке свой совет отложить поездку по епархии до февраля или марта будущего года, когда можно ожидать более теплой погоды. Но он остался непреклонным. И прежде отправления по епархии решился съездить в Николо-Бабаевский монастырь, находящийся в Костромской губернии, близ границы нашей епархии, чтобы помолиться Богу согласно с своим обещанием. Но на другой день по приезде туда, с ним повторился припадок его болезни в усиленной степени. И он не мог перенесть этого повторения, тем более что, за неимением доктора, некому было подать ему помощи. Погребение владыки совершено было 21-го числа, по предписанию Святейшего Синода, викарием Костромской епархии, епископом Кинешемским Геннадием. Тело почившего положено в нашем кафедральном соборе. Мне Бог привел почтить моего владыку кратким поучением, произнесенным накануне погребения его, во время всенощного бдения. Более подробное описание этого печального для нашей паствы события, равно кончины и кратковременной деятельности нашего архипастыря будет помещено в наших “Епархиальных ведомостях”[486]».

Из Москвы писал мне от 26-го числа преосвященный Игнатий:

«Усердно благодарю за письмо от 19-го числа, полученное мною в самый праздник Рождества Христова после обедни.

И меня сильно потрясла весть о преосвященном Леониде. Я писал Вам об обстоятельствах его кончины, но не знаю и не помню, все ли тогда написал.

Преосвященный Леонид в зимнее время успел объехать почти всю епархию. Незадолго до его кончины секретарь консистории писал Андроникову архимандриту, что всех их удивляет владыка, который в лютые морозы в открытых санях ездит по епархии и уже в Бабаевский монастырь поехал в санях открытых. Бабаев монастырь очень близко от Ярославля, а от церквей епархии Ярославской еще ближе.

В августе он очень простудился в Толгском монастыре, и когда после, по возвращения в Ярославль, был приглашен доктор, несмотря на нежелание владыки видеть его, то доктор сказал, что если бы двумя часами его позднее пригласили, исход мог бы быть смертельным. Недавно преосвященный жаловался в Ярославле на сильный угар, но, по отзывам других, это был не угар, а легкий нервный удар. Накануне смерти он был очень доволен и весел и, окончив обозрение своих церквей, прилегающих к монастырю Бабаевскому, хотел домой возвратиться, но был удержан архимандритом, который заметил его усталость.

Для меня знаменательно и поразительно следующее. Владыка Леонид всегда с особым благоговением приступал к Святому Причащению и всегда сильно желал приступить к сему таинству пред смертью – и Бог даровал ему сие утешение. Не прошло минуты после причащения – и он преставился. Между нами сказать, перемещение в Ярославль ему не совсем было по сердцу, так к Москве он привык. Я не мог быть на его погребении, потому что нельзя было Москву оставить».

1877 год

Наступивший 1877-й год был для меня, можно сказать, продолжением предшествовавшего: начались те же труды и занятия, какие были прежде; продолжались те же отношения к ближними и дальними моими друзьям и приятелям, повторялись такие же или подобные прежним скорби и радости.

День нового года ознаменован был обычным церковным богослужением, обычными приветствиями и поздравлениями – личными и письменными. Так, письменно приветствовал меня, за болезнью, управляющий Харьковскою таможней С. Г. Соболев[487], человек мне искренно преданный.

В тот же день получено было мною поздравительное письмо из Динабурга от законоучителя реального училища, священника Е.Н. Соловьева. Он писал мне от 28 декабря минувшего 1876 года:

«С искреннею радостию приветствую Ваше преосвященство с наступающим новым годом! Желаю Вам от Господа здоровья, долголетия и всяких радостей.

Год прошедший был годом большой потери для меня: я лишился дорогого родственника, высокопреосвященного Агафангела.

Владыка Агафангел горько плакал пред смертию, со всеми прощался, вздыхал о родине и умер смертию праведника: два раза причастился Святых Таин и особоровался маслом.

Перед смертию дня за три или четыре, высокопреосвященный просил переложить его с кровати на комнатную тележку, и его перевезли из спальни в залу, и он долго любовался красным весенним солнцем, вздыхая и плача, расставаясь с миром. Но это была уже последняя дань его природе и людям. Засим он не плакал более; укрепился в мысли о смерти и великодушно дожидался ея.

Желаю собрать материалы для составления полной биографии высокопреосвященного, чтобы издать впоследствии.

Надобно будет посмотреть в его ящиках, не осталось ли после него рукописей; но ящики его (пять) и вещи находятся еще в Житомире. Ящики упакованы еще при его жизни и назначены были словесно в наш погост, но теперь, конечно, не пойдут к нам».

12-го числа дано было мною консистории предписание следующего содержания:

«Нам сделалось известным, что во многих приходах вверенной нам епархии в день Крещения Господня для освящения воды в реках и источниках есть обычай делать на льду изображение Креста Господня, которое затем оставляется, конечно, неизглажденным и, следовательно, может подвергаться попранию от людей и от животных.

Такой обычай противен правилам Вселенских Соборов. В 73-м правиле VI Вселенского Собора изображено следующее: “Поелику Животворящий Крест явил нам спасение, то подобает нам всякое тщание употребляти, да будет воздаваема подобающая честь тому, чрез что мы спасены от древнего грехопадения. Посему и мыслию, и словом, и чувством поклонение ему принося, поведываем: изображения Креста, начертываемые некоторыми на земли, совсем изглаждати, дабы знамение победы нашей не было оскорбляемо попиранием ходящих. Итак, отныне начертывающих на земли изображение Креста повелеваем отлучать”.

Имея в виду сие правило Вселенского Собора, предлагаю консистории рассудить, следует ли допускать на будущее время существование помянутого выше обычая, и если