Крестный путь патриарха. Жизнь и церковное служение патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского) - Михаил Иванович Одинцов

«…А. И. Введенский, по-видимому, собирался совершить нечто грандиозное или, по крайней мере, громкое. Прислал мне приветственную телеграмму: “Друг друга обымем!”. Меня называет представителем русского большинства в нашем православии, а себя представителем меньшинства. А закончил какой-то арлекинадой, подписался первоиерархом, доктором богословия и доктором философии.

Я ответил: “Введенскому А. И. Воистину Христос Воскрес! Патриарх Сергий”. Дело, мол, серьезное и дурачиться при этом совсем не к месту. Кстати, на второй день праздника я служил в Сокольниках, в бывшем гнезде обновленцев. В числе сослужащих был епископ Виталий, их первоиерарх, а настоятелем Расторгуев, протоиерей – бывший архиепископ»[364].

Москва. Храм Воскресения Христова в Сокольниках

[Из открытых источников]

Безрезультатно закончилась эта попытка «личного воссоединения» Введенского с Русской церковью. Патриарх Сергий категорически отказался «воссоединяться» и настаивал на полном признании обновленцами своего «греха отступничества».

Представление Совета по делам Русской Православной церкви в СНК СССР об открытии православных церквей

3 марта 1944

[ГА РФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 3. Л. 65–67]

Обновленческий первоиерарх служил в единственном обновленческом храме Москвы – Пименовском храме вместе с митрополитом Филаретом (Яценко). Храм производил жуткое впечатление: давно не ремонтировавшийся, с осыпающейся штукатуркой, потускневшей живописью, стены от влаги, проникавшей внутрь через протекавшую крышу, имели красноватый оттенок. Храм нес на себе печать «мерзости запустения».

В соответствии с новым порядком открытия церквей Совет уже в феврале – марте 1944 г. представил в Совнарком список более полусотни церквей, открытие которых он поддерживал: в Архангельской, Горьковской, Ивановской, Кировской, Курской, Молотовской, Московской, Новосибирской, Тамбовской, Сталинградской, Челябинской областях, во Владивостоке и Узбекской ССР.

Распоряжение СНК СССР

о даче разрешения на открытие православных церквей

г. Москва. Кремль

11 марта 1944 г.

№ 5474-рс Экз. № 2

Секретно

Одобрить решение Совета по делам Русской православной церкви при Совнаркоме СССР о даче разрешения на открытие 29 церквей в населенных пунктах, согласно прилагаемому перечню.

Зам. председателя Совета народных комиссаров Союза ССР В. Молотов

ГА РФ. Ф. Р-6991. Оп. 9. Д. 1. Л. 11. Заверенная копия. Машинописный текст.

Как и предполагалось, поток заявлений возрастал, возрастала и настойчивость верующих, тогда как количество открываемых церквей оставалось весьма незначительным – менее половины от числа просимых верующими. Нельзя не отметить, что Карпов относился к этому весьма встревоженно, считая, что процент удовлетворенных заявлений должен быть более высоким. Поскольку Совет не мог «приказать» или «обязать» местные власти увеличить число открываемых церквей, его председатель прибегал к своеобразной форме «давления» на Молотова, обрушивая на него цифры, факты и подталкивая к «нужному» решению. Так, во время их встречи в мае 1944 г., после обширного доклада Карпова о ходе рассмотрения обращений граждан об открытии церквей, Молотов сказал то, что от него и ждал председатель Совета: «Вопросы об открытии церквей нужно будет рассматривать посмелее и, соответственно проориентировать места через своих уполномоченных, а в нужных случаях переговорить от имени СНК с председателями Совнаркомов республик и с председателями обл(край)исполкомов»[365].

Выполняя указание заместителя председателя Совнаркома СССР, Совет разослал на места уполномоченным и властям специальное циркулярное письмо, касавшееся вопросов открытия церквей. Но положение не слишком быстро менялось – за май – июль 1944 г. поступили 454 заявления; из них облисполкомы отклонили 403, удовлетворили «ввиду многократных и настойчивых ходатайств» – 51.

Статистика за первое полугодие 1944 г. тоже не радовала. В Совет поступили 3045 ходатайств. Учитывая, что за каждым из заявлений стояли подписи десятков, сотен, а иногда и тысяч верующих, следует признать, что обращения об открытии церквей были настойчивыми и массовыми. Из общего числа поступивших заявлений край(обл)исполкомами были рассмотрены 1432, из которых отклонено 1280, а принято всего 152 решения об открытии церквей.

В Марийской АССР, Пензенской, Саратовской, Тамбовской и Тульской областях почти все обращения верующих отклонялись. Нередко делалось это грубо, с оскорблением чувств верующих и даже с помощью обмана. Например, в Курской области в Октябрьском районе Жерновецкий сельсовет в качестве условия открытия церкви выставил верующим требование бесплатно отремонтировать помещение сельсовета и клуба. Верующие выполнили полный ремонт обоих зданий, но в возвращении церкви им было отказано. Такое отношение властей к просьбам верующих толкало их на действия без регистрации. И количество подобных религиозных общин из месяца в месяц возрастало, подчас существенно превышая количество зарегистрированных православных общин, что осложняло обстановку в регионах и между верующими и местными органами власти.

Все это неопровержимо доказывает, что власти на местах – от сельсоветов до областных советов депутатов трудящихся и совнаркомов автономных и союзных республик – заняли в большинстве случаев позицию игнорирования просьб верующих, открытого и скрытого противодействия.

По мере освобождения советской территории остроту приобретал вопрос о храмах и молитвенных домах, открытых в годы оккупации. Во множестве случаев они занимали здания, где ранее располагались общественные и государственные учреждения – клубы, школы, магазины, музеи, местные советы, администрации учреждений. На Украине, например, в Сталинской области, до 60 % церквей размещались в бывших государственных и общественных зданиях; в Харьковской области – до 50, Киевской – 30, в Полтавской – до 40 %.

Председатели колхозов и сельсоветов, не дожидаясь указаний из центра и основываясь на своих практических интересах и нуждах, начали «изгнание» религиозных обществ. В некоторых регионах, например, в ряде областей Украины (Винницкая, Ворошиловградская, Днепропетровская, Сумская, Черниговская), в Ставропольском крае, эти действия приобретали характер жестких административных кампаний, нередко сопровождавшихся выбрасыванием предметов церковного имущества на улицу, запрещением духовенству совершать богослужения. Председатель Ставропольского крайисполкома весной 1944 г. издал приказ освободить все занятые здания, в которых проводятся молитвенные собрания, а если других зданий религиозным объединениям возможности предоставить нет, то общины эти распустить.

Такого рода решения и действия вызывали недовольство верующих, рождали конфликтные ситуации, подрывали политическую лояльность людей на освобожденных территориях, а иногда их итогом становились столкновения верующих с органами милиции.

Обращения Совета непосредственно к руководителям партийных и советских органов этих регионов, призывы к уполномоченным противодействовать такого рода церковной политике не приносили положительных результатов. Карпов был вынужден обращаться в правительство, указывая на возможные политические последствия в случае бездействия центральных властей, и предлагал меры по смягчению ситуации.

Парадоксальность ситуации заключалась и в том, что, изгоняя верующих из общественных зданий, власти не возвращали им типовые культовые здания, почти три тысячи которых и в конце войны оставались не переоборудованными и не