Империя боли. Тайная история династии Саклер, успех которой обернулся трагедией для миллионов - Патрик Рэдден Киф

Purdue и выводили их из страны именно потому, что знали, что со временем какое-нибудь судебное дело сможет «добраться до семьи», то это можно считать одной из форм мошенничества, утверждала Джеймс. И теперь она хотела попытаться выцепить обратно часть этих фондов.

Дорогостоящие консультанты из «Маккинси», которые столько лет помогали Саклерам изобретать новые способы подстегивать продажи их опиоидов, тоже заволновались. Вероятно, фирме пора подумать об «уничтожении всех наших документов[2060] и электронной переписки», писал Мартин Эллинг, один из консультантов, другому, Арнабу Гатаку. «Так и сделаем»[2061], – ответил ему коллега.

В том же месяце, когда Джеймс подала свой иск, Саклеровский фонд в Британии объявил, что приостанавливает филантропическую деятельность. В своем заявлении дама Тереза винила в происходящем «внимание прессы, раздразненное судебными разбирательствами[2062] в Соединенных Штатах». Фамилия семьи все чаще воспринималась как символ скверной репутации. «Пять лет назад семья Саклер[2063] считалась одной из самых почтенных и щедрых нью-йоркских династий, – отмечала «Нью-Йорк пост». – Теперь же они не могут уговорить музей, чтобы тот взял их деньги».

Не только музейный мир начал чураться Саклеров, считая их токсичными. «Эчивмент Ферст»[2064], сеть чартерных школ, главным спонсором которой был Джонатан Саклер, объявила, что «решила больше не обращаться за финансированием к семье Саклеров». Хеджевый фонд «Хильден Кэпитал Менеджмент»[2065], который инвестировал часть денежных средств семьи, объявил, что больше не считает для себя удобным вести дела с Саклерами. Бретт Джефферсон, менеджер фонда, рассказал, что некое близкое к их фирме лицо пережило «связанную с опиоидами трагедию», и сказал: «Моя совесть побудила меня положить конец этим отношениям». Даже банкир Purdue[2066], «Дж. П. Морган Чейз», оборвал связи с компанией.

Для большинства Саклеров, которые выросли с пониманием, что их фамилия обеспечивает им некоторый престиж, если не избранность, стремительная внезапность, с которой они превратились в социальных изгоев, должно быть, была очень неприятна. Тем не менее даже это потрясение не привело к серьезному переосмыслению роли семейной компании и того, что она натворила. В семейном чате в WhatsApp[2067] наследники Мортимера Саклера обсуждали свои невзгоды исключительно через призму имиджевых затруднений. Дама Тереза жаловалась, что «судебные адвокаты развязали медиа-кампанию против семьи». Марисса Саклер презрительно называла протесты Нэн Голдин «трюкачеством». Саманта Саклер говорила, что необходимо срочно предложить «альтернативный нарратив». Нигде в этой откровенной переписке, длившейся не один месяц, ни один из членов семьи не выразил каких-либо сомнений и не поднял никаких трудных вопросов о поведении семьи.

Ветви Мортимера и Рэймонда могли ругаться по самым разным поводам, но разделяли яростную убежденность в том, что не делали ничего плохого. «СМИ стараются искажать[2068] и изображать все, что мы говорим и делаем, в гротескной и злой форме», – жаловался в электронном письме Джонатан Саклер. Джонатану казалось, что компания угодила под общую гребенку американской «культуры обвинений». «Обвинительная тенденция» привела к массовому лишению свободы и бюджетным тратам», – указывал он. Вероятно, вдохновленный фильмами своей дочери Мадлен, Джонатан теперь усматривал параллели между плачевной судьбой американцев, сидевших в тюрьмах, и расследованием, объектом которого семья стала из-за миллиардов долларов, заработанных ею на продаже опиоидов. «Адвокатское сословие со свойственным ему хитроумием придумало, как назначить фармацевтическую индустрию на роль самоновейшего (и замечательно платежеспособного) «плохого парня», – писал Джонатан. Почему никого не заботит проблема фентанила, куда более смертоносного и входящего в моду, недоумевал он. Вероятно, Purdue следует подбросить идею своему «бюро спикеров», чтобы побудить общество задаться этим вопросом. Важно, указывал он, подчеркивать, что семейная компания «достойна доверия».

Дэвид Саклер с ним соглашался. Фундаментальная проблема, как он считал, заключалась не в действиях Purdue или семьи, а скорее в нарративе. «Мы не умеем[2069] об этом рассказывать, – досадовал он. – Вот о чем я сожалею больше всего». Семья могла бы рассказать убедительную историю, полагал Дэвид. Вместо того чтобы трусливо защищаться, им следовало бы смело выступить и поведать ее миру.

По ощущениям Мортимера, Саклеры участвовали в «битве»[2070]. Он разделял мнение Джонатана о том, что частью проблемы было «адвокатское сословие». Но на более фундаментальном уровне, утверждал он в письме другим членам семьи, рецептурные опиоиды НЕ являются ПРИЧИНОЙ злоупотребления наркотиками, зависимости или так называемого «опиоидного кризиса». То, что и в 2019 году Мортимер Саклер продолжал использовать кавычки, когда писал об эпидемии, очень показательно. «Я также не считаю, что нам следует употреблять в переписке между собой термин «опиоидный кризис» или даже «кризис опиоидной зависимости», – продолжал он. В качестве альтернативы, указывал Мортимер, следует писать о «злоупотреблении наркосодержащими средствами[2071] и зависимости». Общаясь между собой, Саклеры все еще цеплялись за свое прежнее представление о том, что проблема не в препарате – проблема в тех, кто им злоупотребляет.

В какой-то момент Мортимер написал новому главному консультанту Purdue[2072], Марку Кессельману, а также Мэри Джо Уайт и еще нескольким людям, запрашивая статистику, которая, как он думал, могла бы оказаться полезной для защиты семьи. Он хотел знать, возможно ли собрать информацию о людях, ставших жертвами передозировки (как те, что были упомянуты в массачусетском деле), чтобы разобраться, были ли у них полисы страхования жизни. Кто-то рассказал ему, что по подобным полисам часто производят выплаты в случае «нечаянной передозировки наркотических веществ» – но не самоубийств. И это натолкнуло Мортимера на идею: «Я полагаю, справедливо будет предположить, что некоторая часть передозировок на самом деле являются самоубийствами», – писал он.

Мортимер также частным образом обращался к могущественным людям в Нью-Йорке, ища поддержки. «Завтра встречаюсь с Майклом Блумбергом»[2073], – проинформировал он как-то раз руководство Purdue, добавив, что одной из тем обсуждения будет «текущий нарратив в сопоставлении с истиной». Семья пытается сместить фокус дискуссии на героин и фентанил; возможно, у Блумберга возникнут какие-то идеи. Встреча произошла в офисе Блумберга, и бывший мэр посоветовал Мортимеру провести рассылку сообщений, порекомендовав составить список десяти тезисов, которые будут в них повторяться. (После встречи Мортимер поручил этот проект сотрудникам отдела коммуникации в Purdue, велев им составить список и передать ему на рассмотрение.)

Еще одним человеком, к которому обращался Мортимер в этот период, был Джордж Сорос. Мортимер хотел получить совет от миллиардера, финансиста и филантропа, который в прошлом не раз становился мишенью диких (и часто антисемитских) теорий заговора, которые изображали его этаким всемогущим глобальным кукольником. Может быть, Сорос увидит в бедах Саклеров параллели с собственными трудностями и подскажет, как сориентироваться среди шторма негативной публичности, думал он. Мортимер изложил свою просьбу кому-то из организации Сороса, прося запланировать