Империя боли. Тайная история династии Саклер, успех которой обернулся трагедией для миллионов - Патрик Рэдден Киф

или нагнать на них страху? В каком-то смысле это не имело значения. Само по себе присутствие этого незнакомца служило подтверждением того, что начатая ими кампания работает. В мае администрация музея искусств «Метрополитен»[2007], в котором появилось первое в истории Саклеровское крыло, объявила, что музей «воздержится» от подарков, которые делаются «не в интересах общества».

Узнав, что на кинофестивале Трибека состоится премьера документального фильма Мадлен Саклер «Это горькая правда, не правда ли?», Голдин добыла для себя и нескольких товарищей пригласительные на просмотр. Они принесли с собой аптечные пузырьки, вошли в зал поодиночке и сели в разных местах. После показа фильма должна была состояться пресс-конференция, но Мадлен явно нервничала. Должно быть, ее предупредили о нежелательных гостях. Вскоре к Голдин подошел охранник и вывел ее из кинотеатра.

– Вы знаете, кто снял этот фильм?[2008] – громко заговорила Голдин, оказавшись на улице. Она стала раздавать аптечные пузырьки любопытствующим прохожим, называя документальную ленту Мадлен «отмывкой репутации». О самой Мадлен Нэн говорила: – Она строит из себя социальную активистку[2009], но ее сделала богатой зависимость сотен тысяч людей.

На ее взгляд, любой саклеровский наследник, который «взял эти деньги»[2010] и даже не попытался ничего сказать, «виновен».

Когда репортер из «Гардиан» спросил Мадлен о ее семье, она ответила, что работает над своими фильмами «чуть ли не круглые сутки»[2011] и что работа – ее «единственная цель». Она не хотела говорить о своей семье. Когда настойчивый журналист упомянул тот факт, что она безмерно богата благодаря ОксиКонтину, и спросил, неужели ее ничего не смущает, Мадлен ответила вопросом: «А что конкретно должно смущать?»

Защитный аргумент Мадлен, когда она все же дала себе труд его высказать, сводился к тому, что о ней следует судить исключительно по ее творчеству, а не по бизнесу, которым, так уж случилось, владеет ее семья. Она «никогда не работала в этой компании и не имела на нее никакого влияния». (После этого интервью приглашение на праздничные мероприятия для журналистов «Гардиан» было отозвано.)

«Фамилия Саклер стала синонимом[2012] опиоидного кризиса, – говорила Нэн Голдин. – Я хочу спросить Мадлен: такого ли наследия вы хотите? Почему бы не употребить ваше имя, деньги и влияние для разрешения кризиса, взяв на себя ответственность?»

* * *

Земля под Purdue шаталась. В феврале 2018 года компания объявила[2013], что уволит половину торговых агентов и больше не будет рекламировать опиоиды врачам. Это могло бы показаться существенной уступкой требованиям внешнего мира, но внутри себя компания уже произвела расчеты[2014] и сделала вывод: поскольку ОксиКонтин – «зрелый» продукт, бизнес будет по-прежнему собирать сотни миллионов долларов прибыли от так называемых отсроченных продаж препарата даже без участия агентов. Тем же летом компания пошла еще на шаг дальше, полностью избавившись от торговых агентов[2015] и объявив, что «предпринимает важные шаги для трансформации и диверсификации с целью выйти за пределы нашей исторической сосредоточенности на обезболивающих средствах».

Но обновляться было уже слишком поздно. Расселл Портеной, «король боли», согласился участвовать в многоокружном судебном процессе как свидетель против Purdue[2016] и других компаний в обмен на то, что его самого не станут привлекать в качестве обвиняемого. Он признал, что осознавал «серьезные нежелательные последствия, связанные с опиоидами» еще в конце 1990-х годов, хоть и продолжал преуменьшать риски этих препаратов в публичных выступлениях. Что же касается Purdue, сказал он, даже среди обвиняемых в этом многоокружном деле она заслуживает особого отличия. Никакая другая компания «прежде не продвигала опиоидный препарат так агрессивно и не поощряла применение опиоида неспециалистами», отметил он.

Но самая большая угроза для Саклеров дала о себе знать в январе 2019 года, когда генеральный прокурор штата Массачусетс опубликовал исковое заявление[2017], сделав то, чего не сделал ни один другой прокурор за все двадцать лет судебных процессов против Purdue: в ней были поименно названы в качестве ответчиков восемь членов семьи Саклеров – Ричард, Беверли, Джонатан, Дэвид, Тереза, Кэти, Мортимер и Айлин.

Глава 27

Названные ответчики

Невестка Ричарда Саклера, Джосс Саклер, была замужем за его сыном[2018] Дэвидом. Она жила в бруклинском районе Парк-Слоуп, там и познакомилась со своим будущим мужем на свидании «вслепую». Дэвид показался Джосс «типичным финансистом» – серьезным, пунктуальным, может быть, чуточку скучно-традиционным, в то время как она была пташкой более экзотической. Дочь канадского дипломата, Джосс ходила в школу в Японии и в юные годы лелеяла мечту стать разведчицей. Но вместо разведшколы поступила в Городской университет Нью-Йорка на отделение лингвистики. Когда Рэймонд Саклер был еще жив, Джосс и Дэвид проводили выходные с ним и его женой Беверли в семейном доме в Гринвиче. К Рэймонду (или Поппи[2019], как называли его внуки) Джосс относилась с большим пиететом. По ее словам, он был «признанным ученым и бизнесменом»: «Ему были пожалованы рыцарские звания во Франции и Англии». В особняке с видом на Лонг-Айленд-Саунд Рэймонд принимал видных гостей. Джосс казалось, что все его уважают и «обожают». Рэймонд был настолько известной персоной, что Джосс решила до окончания учебы в университете не менять фамилию, оставив девичью (ее звали Джейслин Рагглс), потому что не хотела «особого отношения» к себе. Темой ее диссертации была «наркопропаганда» мексиканских картелей и то, как эти криминальные группировки стараются, по ее выражению, «заручиться публичной поддержкой местных общин».

Защитив диссертацию, Джейслин Рагглс[2020] стала Джосс Саклер. Внешне она выглядела как каноническая жена миллиардера: стройная блондинка, очень спортивная, с пухлыми и выразительными губами. Но Джосс настойчиво доказывала, что не является просто красивой куклой. Она основала клуб для молодых богатых женщин[2021], которые пили вино, – или, как она сама его описала, «закрытый женский коллектив, интересующийся пересечением искусства, вина, моды и культуры». Она была профессиональным сомелье (второго, высшего уровня из возможных) и назвала эту женскую группу по интересам Les Bouledogues Vigneronnes (сокращенно – LBV), что в переводе с французского означает «бульдоги-виноделы»[2022]. «Джосс училась на аналитика потенциальных угроз[2023], и ее исследования фокусируются на оценке риска угрозы насилия, создаваемой мексиканскими картелями» – так говорилось в биографии на ее личном веб-сайте (впоследствии удаленной). Еще она была «страстной любительницей приключений», «стрельбы по мишеням», «скалолазкой и альпинисткой» и говорила «на английском, французском, испанском и фарси».

Как и Мадлен Саклер, Джосс была совершенно уверена, что, раз она сама не заседала в совете директоров Purdue, у нее нет никакой значимой связи с фармацевтической империей –