Империя боли. Тайная история династии Саклер, успех которой обернулся трагедией для миллионов - Патрик Рэдден Киф

Мейер, и для Мура оно окончилось оглушительной победой. Обвиняемые компании согласились на корпоративное правовое урегулирование с самой большой суммой отступных в истории США. Мур и его коллеги, прокуроры штата, вместе с адвокатами истцов заставили табачные компании признать, что те лгали о рисках, связанных с курением. Они добились снятия рекламных биллбордов, запрета торговых автоматов с сигаретами, рекламы на спортивных мероприятиях. Они избавились от Джо Кэмела[1964], знаменитого мультяшного талисмана, и от Ковбоя Мальборо. И заставили компании выплатить небывалый штраф[1965] на сумму более 200 миллиардов долларов.

В 2004 году Мур оставил пост генерального прокурора и открыл собственную юридическую фирму. После экологической катастрофы платформы «Дипуотер Хорайзон» с разлитием нефти он помог дожать «Бритиш Петролеум» до согласия на 20-миллиардное досудебное урегулирование[1966]. Он заработал себе репутацию убийцы великанов, парня, который может заставить исправиться даже самое свирепое корпоративное чудовище. Он сходился в схватках с лучшими юристами планеты – и побеждал. Он сколотил немалое состояние на одних только адвокатских гонорарах за непредвиденные расходы. Когда режиссер Майкл Манн захотел снять о «табачном деле» фильм под названием «Инсайдер», большинство его персонажей из реальной жизни играли актеры, такие как Расселл Кроу и Аль Пачино. Майк Мур играл самого себя. Было в нем эдакое щегольство.

А еще у него был племянник с зависимостью от опиоидов[1967]. Однажды вечером в 2006 году этот племянник после ссоры с женой получил пулевое ранение (его воспоминания о том вечере были слишком туманны, так что мужчина не мог сказать наверняка, это он сам в себя стрелял или в него выстрелила жена). Врач прописал ему Перкоцет. Прием Перкоцета перерос в зависимость, и к 2010 году племянник Мура покупал фентанил на улицах. Тот старался в меру сил ему помочь, но племянник раз за разом попадал в реабилитационные центры. Превышал дозу, затем лечился, выздоравливал и вновь превышал дозу.

Мур принимал участие в ряде гражданских дел[1968] против Purdue еще в 2007 году. На пике эта история пришла к досудебному соглашению на 75 миллионов долларов, по условиям которого компания не признала за собой правонарушений, и все внутренние документы, предъявленные прокурорам по запросу, были закрыты для публичного доступа. Но теперь Мур взялся вести с некоторыми коллегами, ветеранами «табачного дела», разговоры о том, как можно попытаться применить ту же модель к опиоидному рынку. Для Мура сходство было совершенно явным. «И те, и другие получают прибыль, убивая людей», – говорил он.

Но это поднимало интересный вопрос. Саклеры, когда речь заходила об их бизнесе, всегда придерживались фундаментального либертарианского взгляда[1969]. Семья производила продукт и выставляла его на продажу. Что люди будут с этим продуктом делать – это на их совести, и семья тут ни при чем. Одни критики Purdue утверждали, что ситуация очень похожа на дело «большого табака»: если вы лжете о рисках, связанных с вашим продуктом, то должны нести ответственность, если люди полагаются на ваши заверения и пользуются им с фатальными последствиями. Однако, по мнению других критиков, более близкой аналогией были не сигареты, а огнестрельное оружие: в Соединенных Штатах практически невозможно привлечь производителя оружия к ответственности за смерти, наступившие в результате применения его продукции. Об оружии с еще большей уверенностью, чем об аддиктивных фармацевтических препаратах, можно сказать, что его применение приводит к скверным последствиям, которые нетрудно предвидеть. Тем не менее производители оружия (а также их адвокаты и лоббисты) заявляют, что то, что потребители делают с их продукцией, должно оставаться исключительно на их совести. Когда кто-то оказывается ранен или убит выстрелом из огнестрельного оружия, всегда имеется некий безответственный индивидуум, нажавший на спусковой крючок, и это должно снимать ответственность с тех, кто оружие произвел и продал. Саклеры придерживались схожего мнения в отношении ОксиКонтина. Вина в злоупотреблении и передозировке ложится на плечи любой из множества безответственных сторон – врача, выписавшего рецепт, оптовика, аптекаря, уличного пушера, наркомана, зависимого – но не на производителя. Не на Purdue. И уж тем более не на Саклеров.

Сотрудничая с периодически менявшимся коллективом юристов[1970], часть из которых были его коллегами, ветеранами табачных войн, Мур рассмотрел все дела, которые в прошлом возбуждались против Purdue и других изготовителей опиоидов. Был изучен процесс 2007 года в Вирджинии (с признанием вины) и все прочие дела, в которых Purdue пошла на урегулирование, чтобы избежать суда (а затем похоронила собранные доказательства). Похоже, ни в одном из этих случаев не удалось добиться удовлетворительного результата, особенно если учитывать пагубное воздействие ОксиКонтина и других опиоидов на людей во всех штатах страны и астрономические прибыли, получаемые компаниями-производителями. Поэтому Мур и его коллеги-юристы инициировали новую волну исков. Эти иски должны были подавать не только генеральные прокуроры штатов, но и города, округа и племена коренных американцев. Они договорились объединить свои ресурсы, делиться информацией и документами и преследовать не только Purdue, но и других крупных производителей, оптовиков и аптеки. «Возможно, [фармацевтические] компании смогут выиграть одно дело, но пятьдесят они не выиграют, – говорил Мур. – Где-нибудь да найдется такое жюри, такое место, где им вынесут самый громкий приговор в истории государства».

Вскоре дел против Purdue и других компаний стало столько, что их пришлось объединить в многоокружной судебный процесс. Обвиняемых тоже было много: Purdue и другие производители, например Johnson & Johnson и Endo; фармацевтические дистрибьюторы вроде McKesson[1971], которые осуществляли оптовые поставки аптекам; и сами аптечные сети, такие как «Уолмарт», «Уолгринс» и CVS. Эти дела строились на предпосылке о том, что Purdue первой применила вводящие в заблуждение маркетинговые тактики, а другие последовали ее примеру. По данным CDC[1972], опиоидный кризис обходился экономике США почти в 80 миллиардов долларов в год. Если эти траты ложились на плечи американских налогоплательщиков, указывали Мур и его единомышленники-адвокаты, то будет только справедливо впрячь в эту лямку и фармацевтические компании. На слушании в суде в январе 2018 года[1973] Дэн Аарон Полстер, федеральный судья из Огайо, назначенный вести многоокружной судебный процесс, отметил, что принимать меры необходимо срочно. «Мы теряем больше пятидесяти тысяч наших граждан ежегодно, – сказал он. – Сто пятьдесят американцев умрут сегодня – прямо в этот день, пока мы заседаем».

Для выяснения отношений с фармой Огайо подходил как нельзя лучше. К 2016 году в этом штате 2,3 миллиона людей – примерно 20 процентов всего населения[1974] – получили рецепты на опиоиды. В масштабах штата у половины детей, которым назначили опеку, были родители, зависимые от опиоидов[1975]. Люди умирали от передозировки с такой частотой, что у местных коронеров