Империя боли. Тайная история династии Саклер, успех которой обернулся трагедией для миллионов - Патрик Рэдден Киф

* * *

Нэн Голдин стала проводить собственные еженедельные совещания. Группа ее единомышленников PAIN встречалась по средам вечером в квартире Нэн. Это была сплоченная и разнообразная коалиция, состоявшая из художников, активистов, давних друзей Голдин, людей, выздоравливавших от зависимости, и людей, потерявших близких в результате эпидемии. На этих встречах царила свободная, чуть хаотичная атмосфера, в которой явственно ощущалось, что группа планирует ряд еще более амбициозных демонстраций. Точно подпольная боевая ячейка, члены группы общались между собой через телефонные приложения с шифрованием каналов и планировали свои «акции» в обстановке строгой секретности. Они составили «хит-лист»[1994] музеев, принимавших финансирование от Саклеров. Голдин ступила на тропу войны.

В апреле 2018 года[1995] она появилась на вашингтонской Эспланаде и вошла в галерею Артура М. Саклера. Сопровождаемая отрядом протестующих, Нэн заняла стратегическую позицию под скульптурой из лакированного дерева под названием «Обезьяны пытаются ухватить луну», которая висела под потолком. Семья Артура продолжала упорно утверждать, что ОксиКонтин не должен пятнать его светлый образ, но Нэн Голдин придерживалась иного мнения. «Артур дело знал – таблетки продавал! – выкрикивала она. – Зависимость равняется прибыли!» Ее сторонники вновь вытащили оранжевые аптечные пузырьки и бросили их в фонтан.

Однажды вечером в феврале 2019 года та же команда протестующих просочилась в музей Гуггенхайма, одним из членов совета которого долгое время был Мортимер Саклер. Они рассредоточились по знаменитой пешеходной дорожке, которая змеится вдоль уровней в центральном зале. Затем участники акции на разных уровнях по сигналу развернули кроваво-красные баннеры с черными буквами:

ПОЗОР САКЛЕРАМ

200 МЕРТВЕЦОВ КАЖДЫЙ ДЕНЬ

УБЕРИТЕ ИХ ФАМИЛИЮ

С самого верхнего уровня музея члены группы швырнули в воздух тысячи маленьких бумажных полосок. Словно кусочки серпантина на параде, бумажки трепетали и кружились, формируя облако. Каждая из них была крохотным «рецептом», и все они вместе должны были вызывать ассоциации с бураном рецептов, который Ричард Саклер призвал во время старта продаж ОксиКонтина.

– Время пришло, Гуггенхайм! – взревела Голдин.

Нэн не была харизматичным прирожденным оратором. Она была стеснительной, нервной, не любила публичных выступлений и даже с мегафоном в руке часто выглядела застенчивой и рассеянной. И была в ее внешности некая призрачность. Какая-то хрупкость. К тому моменту Нэн была трезвенницей уже почти два года. С людьми, которые боролись с зависимостью или потеряли из-за нее близких, ее объединяло глубокое чувство родства. Члены PAIN относились к Голдин с почти родственной любовью, заботились о ней. В группе присутствовало осязаемое ощущение, что ее активизм стал организующим принципом, с помощью которого она управляла собственным выздоровлением.

Самым мощным оружием Голдин-активистки был ее наметанный глаз художника. Кто-то дал знать «Нью-Йорк таймс» о готовящейся акции, и от газеты в Гуггенхайм приехал фотограф, который занял позицию на первом этаже; затем, когда рецепты посыпались внутрь ротонды, он направил камеру к потолку. Это было необыкновенное зрелище: белые клочки бумаги мелькали на фоне белых интерьеров музея, летя мимо ярко-красных протестных баннеров. Голдин и ее друзья-активисты хотели, чтобы это зрелище напоминало настоящую снежную метель, поэтому распечатали восемь тысяч бланков рецептов, чтобы те смогли гарантированно заполнить собой пространство. Фотография вышла в газете вместе со статьей[1996] под заголовком: «Протестующие сделали своей мишенью Гуггенхайм, принимавший деньги от семьи с ОксиКонтиновыми связями».

В следующем месяце музей Гуггенхайма объявил[1997], что после двух десятков лет отношений с Саклерами и подаренных ими 9 миллионов долларов музей больше не будет принимать от этой семьи никаких пожертвований. На той же неделе Национальная портретная галерея в Лондоне[1998] публично признала, что отвергла дар Саклеров на сумму в 1,3 миллиона долларов. Через два дня после Национальной портретной галереи и «Тейт» объявила, что больше не будет «просить или принимать пожертвования от Саклеров»[1999].

Это и был тот самый «эффект домино», которого опасался Джонатан Саклер. Музеи не соглашались «убирать фамилию», как требовала Голдин: «Мы не намерены удалять[2000] упоминания об этой исторической филантропии», заявили представители «Тейт»; «Гуггенхайм» дал знать[2001], что существуют «контрактные» обязательства, которые означают, что Саклеровский центр художественного образования должен продолжать носить эту фамилию. Но беспрецедентный шаг учреждений культуры по дистанцированию от Саклеров явно был сделан под влиянием Голдин. Она, помимо того что превращала каждый протест в своего рода постановочную фотографию, смело пользовалась рычагом собственной значимости как видной фигуры в мире искусства. Еще до того, как Национальная портретная галерея огласила свое решение, Голдин сообщила, что музей обращался к ней с предложением провести ретроспективную выставку. «Я не стану делать эту выставку[2002], – сказала она журналу «Обсервер», – если они возьмут деньги у Саклеров». Когда новость о том, что музей отклонил дар, дошла до Голдин, она почувствовала себя отмщенной. «Я поздравляю их[2003] с этим мужественным поступком», – отметила она.

В следующем месяце на лондонском открытии персональной выставки немецкой художницы Хито Штейерль в галерее «Серпентайн Саклер» автор работ выступила с неожиданной речью. «Я хотела бы поговорить[2004] об очевидном», – сказала она, а затем принялась порицать Саклеров, призывая других художников сплотиться вокруг общей идеи – отделить музеи от этой семьи. Она уподобила отношения между миром искусства и его токсичными покровителями «замужеству за серийным убийцей». По словам Штейерль, здесь был необходим «развод». Руководство музея поспешно объявило[2005], что, хоть он и назван в честь Саклеров, «в будущем» в их планы не входит принимать дары от этой семьи.

* * *

Эти протесты не обошлись без последствий для протестующих. Однажды вечером помощница[2006] Голдин в группе PAIN, Меган Каплер, вышла из бруклинской квартиры Нэн. Вдруг она заметила на улице мужчину средних лет, который сидел в машине на водительском сиденье и явно наблюдал за ней. Через пару дней Каплер вышла из своего дома, расположенного в другой части Бруклина, чтобы выгулять собаку, и снова увидела того же мужчину. Они встретились взглядами. Она продолжила путь. Когда она обернулась, чтобы еще раз взглянуть на него, мужчина фотографировал ее на свой телефон.

Члены PAIN пришли к выводу, что Саклеры, должно быть, решили пустить за ними слежку, а тот мужчина был, вероятно, их субподрядчиком, так что будет очень трудно определенно доказать, на кого он работает. Через пару дней неизвестный снова появился перед домом Голдин. На этот раз члены группы вышли на улицу и сфотографировали его. Он не пожелал разговаривать с ними, но и прятаться не стал. Встал, прислонившись к своей машине, и с ухмылкой на лице принялся подстригать ногти. Зачем его прислали – проследить за членами группы