250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

должно быть проявляемо ныне, когда вся Россия воодушевлена общим патриотическим настроением и готова сплотиться в общей совместной работе для достижения полной победы над врагом. Военной цензуре следует стремиться избегнуть нареканий, которые часто весьма справедливы. О таковом повелении и указаниях Верховного главнокомандующего сообщается для зависящих распоряжений».

Эта телеграмма была, несомненно, крайне важна; она ставила точки над «1», она указала военной цензуре, что взятый ею курс неверен, что великий князь совершенно не разделяет ее вмешательство во внутреннюю политику, и, таким образом, она была перегородкой, которую штаб Верховного поставил между армией и военным министром и генералом Беляевым. Цензура вздохнула, но не надолго…

8 сентября управляющий Министерством внутренних дел князь Волконский получил от председателя Совета министров Горемыкина уведомление, что государь признал желательным не допускать напечатания отчетов земского и городского съездов. В тот же день он телеграфно предписал губернаторам о недопущении в периодической печати политических резолюций и речей съездов. В Киеве на этой почве произошло столкновение. На просьбу киевского губернатора во исполнение телеграммы министра начальник штаба Киевского военного округа 12 сентября сообщил ему, что резолюции и речи съездов, как не предусмотренные «Перечнем», «если и могут быть рассматриваемы военными цензорами, то лишь по личному их почину, применительно к ст. 31 Временного положения о военной цензуре», а 20 сентября написал губернатору, что, по указанию штаба главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта, «политическая цензура не входит в круг обязанностей военных цензоров и все вопросы, связанные с политической цензурой, подлежат самостоятельному разрешению соответствующих чинов Министерства внутренних дел». Губернатор был очень удивлен таким афронтом.

Это, однако, не помешало начальнику штаба Киевского военного округа включить в изданные краткие указания для цензоров не допускать к помещению в газетах «тенденциозных политических статей, могущих дать неверное заключение о деятельности правительства или же вызвать неудовольствие среди других политических партий» (раздел III п. 18 указаний).

Потом начальник штаба одумался. 14 сентября, уже при Верховном главнокомандующем в лице царя и при начальнике его штаба – генерале Алексееве, высочайше утвержден не ожидаемый никем в штабе всеподданнейший доклад Горемыкина от 13 сентября надписью Николая: «Согласен». Вот его содержание:

«В чрезвычайных условиях переживаемой войны, требующей напряжения всех материальных и духовных сил государства, существенно важным представляется правильное направление деятельности повременной печати и использование ее влияния на население к достижению единой всем русским людям цели – победы над врагом. На первой поре по возникновении военных действий печатное слово оказалось на высоте своего ответственного служения, дружно призывая общество к объединению перед лицом надвинувшихся событий, разъясняя сущность вражеских покушений и поддерживая патриотическое воодушевление. Однако такое положение нередко нарушалось выступлениями отдельных газет и изданий, вызванными либо узкопартийными расчетами, либо неясным пониманием допустимого к обнародованию в годину войны[36]. Обстоятельство это неоднократно побуждало меня обращать внимание бывших министров военного и внутренних дел, а также начальника штаба Верховного главнокомандующего на необходимость преподания подведомственным им цензурным установлениям указаний о более тщательном, сообразно с потребностями времени, надзоре за печатью.

Особенно серьезное в обстановке войны значение приобретало ограждение доверительной стороны[37] правительственной деятельности. В этих целях высочайше утвержденным 9 ноября 1914 г. особым журналом Совета министров „Перечень“ воспрещенных к оглашению в печати сведений, касающихся внешней безопасности России и ее военной, морской и сухопутной обороны, дополнен был особым пунктом следующего содержания: „Сведения о предположениях, постановлениях и мероприятиях по Совету министров, как связанных с чрезвычайными расходами на потребности военного времени, так равно вызываемых военными обстоятельствами“. С тем вместе, считая безусловно настоятельным оградить Совет министров, в качестве высшего органа правительственной власти, от каких-либо неблагоприятных его авторитету суждений и признавая соответственным снабдить военную цензуру руководящими разъяснениями о недопустимых в этом отношении к появлению в печати сообщений, я вошел 18 того же ноября (1914 г.) в сношение с генерал-адъютантом Сухомлиновым, в коем указал, что к числу таковых сообщений должны быть отнесены: о возникающих в среде Совета министров разномыслиях по отдельным вопросам, о находящихся в производстве совета правительственных предположениях в области окраинных, инородческих, вероисповедных и иных однородных вопросов, о взаимоотношениях Совета министров и законодательных учреждений и, наконец, о возможных перемещениях в составе Совета министров с суждениями о вероятным кандидатах на якобы освобождающиеся министерские посты[38]. Независимо от этого я просил гофмейстера Маклакова о надлежащих в указанном смысле распоряжениях по ведающим делами печати установлениям в тех местностях империи, которые подчинены действию военной цензуры в полном объеме[39].

Принятые таким образом меры ввели повременную печать в должные границы, и за частными отступлениями, вызывающими необходимые к предупреждению возможности их повторения распоряжения, деятельность газет и иных изданий протекла в общем нормально, согласно условиям военного времени. Но с возникновением летом текущего года вопроса о досрочном созыве законодательных учреждений и с возобновлением их занятий, в направлении некоторой части нашей печати произошла резкая перемена. На страницах газет появились толки о создании ответственного перед законодательными учреждениями кабинета, о бездеятельности правительства в делах обороны, о предстоящей смене всего состава Совета министров, об образовании „министерства народного доверия“, о желательных во главе такого министерства лицах и т. д. Находя, при наблюдавшемся повышенном настроении общественных кругов, склонности к восприятию сенсационных известий и готовности верить всяким толкам, дальнейшее распространение печатью подобных волнующих общественное сознание, нередко намеренно ложных слухов вредным и совершенно недопустимым, я обращался к управляющему Министерством внутренних дел 15 августа 1915 г. с письмом об устранении указанного явления. Не прекращавшаяся и затем агитационная деятельность печати, в некоторых случаях выражавшаяся в определенно противоправительственных выступлениях и в стремлении подорвать авторитет власти, неоднократно останавливала на себе внимание Совета министров и служила, согласно суждениям последнего, предметом моей переписки с камергером князем Щербатовым, генералом от инфантерии Поливановым и главным начальником Петроградского военного округа[40].

Усвоенное некоторой частью повременной печати направление и непозволительные выступления отдельных газет обратили на себя высочайшее вашего императорского величества внимание, причем вашему величеству благоугодно было повелеть принять серьезные меры к недопущению в печати на основании слухов известий, касающихся предполагаемых вашим величеством назначений, так как сообщения эти могут быть напечатанными лишь после состоявшегося уже факта назначения кого-либо на должность, а равно указать, чтобы речи и резолюции московского съезда и статьи по поводу таковых не появлялись в газетах без предварительного просмотра[41].

Последовавшие в исполнение сего распоряжения по подлежащим ведомствам оказали соответственное влияние, и за последние дни печать понемногу возвращается в сообразное с условиями военного времени русло деятельности. Существенным препятствием к окончательным в этой области предупредительным мероприятиям являются руководящие по военной цензуре указания, преподанные