Гадюка - Биннур Шафак Нигиз

одет в свободную темно-синюю футболку с короткими рукавами, которые облегали его внушительные бицепсы. Ткань частично прикрывала его черные боксеры, обтягивающие бедра. Он подошел к окну, взял пачку сигарет, лежавшую на подоконнике, и вытащил одну из них. По оконному стеклу стекали капли дождя, напоминающие слезы.

– Можешь мне не доверять, – твердо сказала я, – но если же ты, как и я, видишь странные символы, то я имею право знать. Что, если все это связано?

– Нет у тебя никакого права. Что я вижу или не вижу, никого не касается, кроме меня. – Он поднес к кончику сигареты зажигалку, из которой вырвалось яростное оранжевое пламя, и табак, почувствовав приближение скорой смерти, вспыхнул. Зажав сигарету между губами, Эфкен глубоко затянулся, и я услышала сердитое потрескивание дыма. Огонь будто вторил его гневу.

– Когда ты спрашиваешь, я всегда отвечаю. Сколько это будет продолжаться?

– Это ты у нас хочешь домой, а не я. Так что, конечно, ты будешь отвечать, черт тебя подери, – проворчал он.

– Я вернусь быстрее, если ты мне поможешь, – сказала я.

– Как будто я должен.

– Ты не должен, – выкрикнула я, и Эфкен остановился, бросив на меня убийственный взгляд. – Нет, не должен, – добавила я, покачав головой. – Но ты обещал мне помочь, так почему бы сразу не перейти к делу, вместо того чтобы затягивать?

– Я уже делаю для тебя то, чего никогда ни для кого не делал, – произнес он, и, несмотря на темноту в комнате, я почувствовала, как его жестокий взгляд вонзился мне прямо в сердце. – Открой глаза, наконец! Ты даже не замечаешь, сколько я сделал ради тебя.

– И что ты сделал ради меня?

– То, чего ни для кого не делал, – выдавил он. – Я никогда не падал к ногам женщин, не ездил по библиотекам, не искал информацию, не думал, не искал выхода. Я все это делаю ради тебя.

– Но ты не даешь мне этого выхода, только забираешь, – сказала я, и он поднял одну бровь.

– А чего ты ждешь от меня? – с усмешкой спросил он, отнимая сигарету от губ и выпуская дым, который закрыл его лицо подобно белому туману.

Я закатила глаза.

– Я не это имела в виду.

– Нельзя просто сказать, что ты не имела это в виду, даже если имела, – ответил он, и мне захотелось ударить его.

– Ты специально затягиваешь, – сказала я. – Специально все усложняешь.

– А что, если и так, что ты сделаешь? – спросил он самодовольным голосом.

– Тогда я сама о себе позабочусь, – серьезно сказала я, и Эфкен замер. Я увидела, как расширились его глаза, как он крепче сжал сигарету и как вспыхнуло пламя на ее кончике. – Ты не можешь удерживать меня вечно.

– Если ты уйдешь, то погибнешь, – сказал он. – И не от моих рук.

– Какая жалость, – прошептала я. – Уверена, ты бы с удовольствием сделал это своими руками.

– Может быть, – пробормотал он, но я знала, что он говорил не всерьез.

– По крайней мере, я бы умерла, занимаясь хоть чем-нибудь, а не просто сидела здесь, как декоративная собачка, в ожидании тебя. – Я развернулась и зашагала к выходу из комнаты, ожидая, что он что-нибудь скажет мне, но он просто стоял и курил сигарету. Я уже выходила за дверь, когда он выпустил изо рта дым и сказал хриплым голосом:

– Думаешь, за этой дверью обретешь свободу? – На крохотное мгновение его голос растворился в темноте, прямо как та полная луна, спрятавшаяся за облаками и освещавшая мою спину. – Я знаю твой запах. Я найду тебя, где бы ты ни находилась, найду даже в аду, который знаю как свои пять пальцев. – Я молча слушала его. – Ты обязана мне, прими это. Кроме меня, никто не сможет тебе помочь. Рано или поздно, когда моей душе будет угодно или прямо сейчас, неважно, я помогу тебе, потому что обещал. Каждое слово Эфкена Карадумана – клятва.

Я услышала, как он затушил сигарету и отбросил ее в сторону.

– Ты ясно даешь понять, что поможешь мне, только когда захочешь.

– Да, – ответил Эфкен.

– Почему?

– Должна быть причина?

– Да, – прошептала я.

– Я сделал так, что ты мне стала обязана, – сказал он, и я нахмурилась. – Кроме меня, никто не сможет тебе помочь. И ты уйдешь, только когда я захочу.

– Я ничем тебе не обязана, – возразила я, но знала правду так же хорошо, как и он, и эта правда оказалась чертовски болезненной. – Я лучше умру, чем буду тебе чем-то обязана.

– Умрешь вместо того, чтобы вернуться к семье? Учитывая, что все это ты делаешь исключительно ради них? – Я пыталась найти в его голосе намек на сарказм, но его там не было. Он говорил чистую правду. – Ты терпишь меня только ради того, чтобы вернуться к ним?

– Да, – ответила я.

– Только это делает тебя обязанной мне.

– Я…

– Медуза, если ты сейчас уйдешь, я приду и найду тебя. Но если ты и дальше будешь упрямиться, то я не приду за тобой, даже если ты умрешь. Так что не усложняй и без того тяжелую ситуацию.

– Я не понимаю, хороший ты человек или плохой, – отчаянно прошептала я. Что бы ни чувствовала к нему, в тот момент я не могла этого вынести.

– Я очень плохой человек, – сказал он, и его дыхание внезапно скользнуло по моей шее, растекаясь по коже. Я замерла на месте, удивившись тому, как быстро он оказался рядом со мной. – Если бы я захотел, то убедил бы тебя остаться со мной навсегда. Да, я настолько плохой, что могу так поступить.

Неужели он затягивал с поисками, потому что хотел, чтобы я осталась с ним? Разве мог человек вроде Эфкена Карадумана действительно хотеть, чтобы кто-то оставался рядом с ним? У меня в голове крутилось столько мыслей, но мне не хотелось озвучить вслух ни одну из них. Просто не осталось сил. Мысли атаковали мой разум, и я хоронила каждое слово, потерянное в этой кровавой битве.

Эфкен не мог хотеть, чтобы я осталась с ним.

Я отчетливо чувствовала притяжение между нами, иногда даже толком не могла понять, откуда взялось это чуждое мне чувство. Если бы Ибрагим не сказал мне, что мы не можем испытывать любовь или эмоциональное влечение к тем, с кем связаны дурацкими узами Непреложной печати, я бы даже подумала, что Эфкен – тот самый. Но это было не так. Кроме того, мужчину вроде него в женщине привлекает лишь шанс заняться сексом. А сексуальный опыт мне пока был неведом.

Я устало опустила руки и,