Гадюка - Биннур Шафак Нигиз

– Что ты видишь?

– Луну и солнце, иногда воронов… – Сезги снова перевела взгляд на холст. – Но я никогда не видела гиену.

Я быстро посмотрела на изображение гиены. У меня перехватило дыхание, когда я увидела ее ухмыляющуюся, совершенно дикую морду. Какое-то время мы с Сезги сидели молча, а потом я рассказала ей об анонимных произведениях. Она спокойно все восприняла, потому что три года назад слышала ту же историю от Ибрагима. В отличие от Эфкена, все остальные относились к Ибрагиму как к обычному человеку и по крайней мере слушали его. Я хотела рассказать Сезги и о Кристал, но не успела, потому что в гостиную вошел Эфкен.

Затянувшись сигаретой, Эфкен сказал Сезги:

– Я поговорил с Джейхуном, он подготовит приглашения. – Его голос звучал равнодушно, холодно и безучастно.

Знали ли Сезги и Джейхун о предстоящем бале?

– Ты серьезно планируешь устроить бал? – спросила Сезги, приподняв светлые брови.

– Да, – ответил Эфкен и снова затянулся, заполняя легкие ядом. Когда густой клубок дыма окутал его лицо, он продолжил: – Тебе лучше закончить все приготовления на этой неделе. Мне нравится твой вкус.

– Я все успею, но я думала, ты просто прикалываешься.

– Ты справишься, – сказал Эфкен, проигнорировав слова Сезги. – Расскажи о бале Ярен, только когда пригласительные билеты будут готовы, – спустя мгновение добавил он. – Я сейчас не справлюсь с ее щенячьим восторгом.

– Она снова взялась за учебники? – спросила Сезги, вздернув бровь.

– Да. Только в этот раз не я ее уговорил. – Эфкен стряхнул пепел в пепельницу на журнальном столике и подошел к окну. Электричество восстановилось, но в доме все равно царил мертвенно-голубой полумрак. Было непонятно, то ли рассвет наступал, то ли вечер, но, скорее всего, только полдень.

– Ты даешь бал ради Махинев? – спросила Сезги. В этот момент за окном сверкнула молния, озарив фигуру Эфкена. Когда свет погас, на короткое мгновение воцарилась тишина, а потом грянул гром, гулким эхом прокатившись по дому.

– Может, да, а может быть, нет, – ответил Эфкен, хотя я знала правду. – Я устраиваю бал, а ты позаботься о развлечениях.

Сезги быстро взглянула на меня, а затем снова посмотрела на Эфкена.

– Ты хочешь использовать ее как мишень для них? – спросила она.

О ком она говорила? На лице Сезги отражалось беспокойство. Она явно не хотела, чтобы я пострадала, а кем бы ни были люди, о которых она сейчас говорила, они, видимо, легко могли причинить мне вред. В воздухе повисло напряжение, словно ядовито-горький аромат духов. Стиснув челюсти, Эфкен бросил на Сезги неодобрительный взгляд, и я в который раз осознала, что его божественная красота несла в себе смертельную опасность. Его глаза напоминали о смерти. Даже если ты с рождения живешь, ничего не зная о смерти, достаточно было посмотреть ему в глаза, чтобы понять, что ты на самом деле смертен.

Я же знала о смерти. Более того, всегда догадывалась, как именно умру. Мне постоянно снились сны, в которых я либо сгорала, либо замерзала, либо тонула. И каждый раз, когда занавес закрывался, я уже успевала вкусить смерть. Однажды я обязательно сгорю в пламени, замерзну во льдах или пойду на дно глубокого водоема.

– Я не собираюсь делать ее мишенью, – мрачно ответил Эфкен. – Она ничего для меня не значит. Им нет никакого дела до нее. – Его неожиданные слова вонзились в меня, как острые стрелы, и больно ранили. Как будто не осталось больше того мужчины, который говорил со мной прошлой ночью в постели, в чьих объятиях я засыпала и чей запах чувствовала во сне. Сейчас перед мной снова был жестокий и безжалостный человек. Мое сердце разбилось на тысячи мелких осколков, каждый их которых потек по венам и устремился прямо в легкие, затрудняя дыхание. Эфкен не удостоил меня и взглядом, просто продолжал смотреть на Сезги. – Их интересуют лишь те, кто мне дорог, а не те, на кого мне плевать.

– Поэтому ты всегда притворяешься, что тебе плевать на тех, кто тебе действительно дорог, – с горькой улыбкой сказала Сезги, глядя на Эфкена так, словно перед ней стоял очень близкий друг или даже брат.

Но ее слова только раззадорили Эфкена. Он начал бросать в адрес Сезги обидные слова, словно стрелы, но я больше не слушала их. Я чувствовала себя никчемной, никому не нужной старой ветошью, и мне казалось, что если бы я не бросала ему постоянно вызов, то сжалась бы в комок и громко разрыдалась из-за этого грубияна.

В конце концов, не в силах больше слушать их спор, я встала и отправилась в комнату Эфкена, оставив их вдвоем. Входить в его комнату казалось мне странным, но раз уж он разрешил спать здесь, то я стала воспринимать ее как свою временную спальню. И все же чувствовала себя неловко, а мысль о том, что я какая-то беженка, не давала мне покоя. Ближе к вечеру, когда я уже находилась на кухне, за Сезги приехал Джейхун. Она громко попрощалась со мной, а Джейхун, будучи тихим джентльменом, помахал мне из дверей кухни. Потом они уехали. Я начала готовить запеченного лосося. Для Ярен, а не для Эфкена. Но мне почему-то хотелось, чтобы он тоже его попробовал. Я знала, что они давно не ели домашней еды, и это странным образом напомнило мне вечера, когда я готовила ужин для Мирача и Мирана. Чувство тоски стало таким невыносимым, что я стала представлять, что готовлю для них.

Теперь у меня были все ингредиенты для запеченного лосося. Кредитная карта Эфкена была опустошена, потому что нам пришлось основательно закупиться, чтобы их холодильник перестал напоминать противоядерный бункер, где хранились одни консервы. Я хотела запечь каждому из нас по лососю, но на всякий случай взяла четвертую рыбу. Разложив необходимые ингредиенты на столе, я раздавила зубчики чеснока, смешала их с оливковым маслом и лимоном и обмазала соусом стейки лосося. Потом убрала их в холодильник примерно на час и начала готовить салат. Это не заняло у меня много времени, и пока я ждала, когда промаринуется рыба, даже успела приготовить и выпить кофе. Наконец я расстелила на противне пергаментную бумагу, выложила на нее лосося и поставила в духовку на пятнадцать минут. Когда рыба запеклась, я украсила ее свежим мелконарезанным укропом и тимьяном и подала ужин.

Реакция Ярен была настолько восхитительно приятной, что я мысленно пообещала себе по возвращении домой отшлепать Мирана и Мирача. Прекрасной Ярен очень понравился лосось; думаю, она уже очень долгое время не видела на столе чего-то дымящегося и свежеприготовленного.