Русская жена английского джентльмена - Лидия Николаевна Григорьева

не пить, как говорится…

Тем более что Лора – не певица,

не концертмейстер, не администратор:

сверхмощный уловитель чувств, локатор

и чуткий синтезатор вкусов масс.

Она всегда идею вам подаст

и скажет, что почем на рынке сбыта,

всегда ее идея не избита,

всегда свежа, как рыба на базаре…

Но жизнеописания Вазари

насторожат безмерностью труда.

Пустыми будут наши невода,

когда на сладкой каторге искусства

мы перемелем в прах живое чувство!

Не каждому лицу – к лицу косметика.

Не все же помешались на масс-медиа!

Критических не будем ставить клизм —

в эстраде бог – профессионализм!

Хоть и бездарны многие ВИА…

А вот консерватория – жива!

И там растет, холеный и захваленный,

наш будущий Кюи или Рахманинов.

Как выгляжу, скажи, на этом фоне я?

Вот – я.

Вот – областная филармония.

Теряюсь робко в мраморном фойе.

Как совместить симфонию с “йе-йе”?

Я углубляюсь в древность: диксиленд,

чарльстон и твист – туда дороги нет.

Но помню шестьдесят девятый год:

как “битлы” нас пленяли, ”Oh my Lord”.

Нам не стереть те годы школьным ластиком:

они уже давно – канон и классика!

Я и сейчас – без крайностей, без визга —

живу то в стиле “рок”, то в ритме “диско”.

В конторах да издательствах посмей-ка

вертеться ежедень не в стиле “брейка”!

И все ж пролью, признаюсь, слез немало,

когда услышу: ”На поточку прала…”

А впрочем, это частности и быт.

У многих не о том душа болит…

3.

Меня давно бы критик отмутузил:

ну как связать все эти судьбы в узел?

Что общего у квохчущей и доброй

Галины с музыкальной этой коброй?

Жестка порой у критика подпруга.

У них и вправду – о б щ а я подруга.

…Пришла в журнал Вилора:

так и так,

рецензия – критический пустяк —

на мюзикл мужа…

В общем, ох да ах!

Ирину подвезла на “Жигулях”,

твердя о деле не богопротивном.

“В соседнем доме?”

“В кооперативном?”

“Ах, мы соседи?”

“Вот вам телефон!”

Ирина: ”Да-да-да”. И вышла вон.

И Лора, сообщу вам между нами,

повадилась тотчас “дружить домами”.

Ее прельщала дань, благая лепта

с чужого ли таланта, интеллекта.

Они ей жить и выжить помогали.

И потому не выносила Гали.

С какой-то одержимостью звериной

едва мирилась, видя их с Ириной.

Упрямый, оголтелый эгоцентрик!

Но мы смолчим, не оглашая ценник.

Пусть очевидна нам ее вина,

но мужу и м я сделала она!

Работала, как маленький концерн:

реклама, запись, стадион – концерт,

рок-опера и новый супердиск.

И в этом деле свой полет и риск.

Его талант она вложить сумела

в сверхприбыльное выгодное дело.

Пусть превратила жизнь его в товар,

но это, согласитесь,

Божий дар!

Признайтесь:

Лора все же молодец.

На западный, конечно, образец…

Мы весь порок не вывернем наружу,

а я повествование нарушу,

когда к Ирине снова не вернусь,

опять кругом останусь виноватой.

О южная моя, степная Русь!

С малороссийской белоснежной хатой,

с вишневым садом, глинистым ставком…

Хоть предлагай пейзаж на выставком.

Я так давно ушла из этих мест:

мол, Бог не выдаст

и свинья не съест!

Меня, как две холодные руки,

на всем пути ласкали сквозняки.

Бездомностью гордилась,

бесприютностью,

опомнилась,

когда рассталась с юностью.

Давно ли счета не вела годам?

“Выхо́дите на следующей, мадам?”

…И здесь теперь мой кров,

мой тын, мой дом.

О степь моя! Уже ты за холмом…

И кто поймет, и кто меня простит?..

Ирина же у матери гостит.

Ей тоже, как и мне, мила природа

в пределах сада или огорода.

О преданности отчему Донбассу

Ирина не обмолвилась ни разу,

но тайну разгадать немудрено…

Как жаль, что мы не виделись давно.

Ей, кажется, теперь никто не нужен:

у матери гостит с любимым мужем.

И матери по нраву

тихий зять.

Да где им на квартиру денег взять?

Мать им отдаст последнюю рубашку.

Но не берут.

Он едет на “шабашку”.

И в черный день,

и в пору благоденствия

мужчина уважал прямое действие:

не знаю я, что будет там он делать,

но куш сорвет.

В дозволенных пределах…

Хоть вывод здесь пока неоднозначен —

попробуйте-ка сами жить иначе!

Ведь если ты не трутень,

не бездельник —

с “шабашки” привезешь немало денег.

Тут критик вправе выставить резоны,

Подстриженные, как в июнь газоны:

нельзя в поэму все подряд совать,

она ведь может и забуксовать!

Финальные событья подытожа,

литературный вымолвит вельможа:

так в чем же, мол, таится корень зла?

Что ж повесть, как улитка, поползла?

Вседневный быт и женские неврозы

сполна раскрыты в жанре малой прозы!

И я отвечу вслух, а не украдкой:

СТИХИ КОРОЧЕ ПРОЗЫ —

САМОЙ КРАТКОЙ!!!

К тому же

не оставьте без внимания:

СТИХИ УДОБНЕЙ ДЛЯ ЗАПОМИНАНИЯ!

Тут паника и пароксизм смущения —

и вот уже распался круг общения.

Но авторскую применяя власть,

я вспять не поверну судьбы теченье.

Тут главное – смириться и не впасть

ни в назиданье, ни в нравоученье.

И потому, признаюсь,