Русская жена английского джентльмена - Лидия Николаевна Григорьева

и времена меняются, и нравы.

Но есть огромный мир, а есть мирок:

вовсю расцвел отечественный “рок”.

“Аквариум” мне нравится и “Примус” —

и поэтический, и музыкальный цимес.

Тут мнения не лишены полярности…

Поэты тоже жаждут популярности,

но на лицо неумолимый перечень

тех, с кем теперь уже не посоперничать:

сейчас любого знают хоккеиста

в лицо – как на деревне гармониста.

Известность теледиктора простого

едва ль не больше,

чем у Льва Толстого!

Опасно это умонастроение.

Поэзия – не хоровое пение!

Тем боле – не спортивная игра:

ей ореол давно вернуть пора

(пока ей шайбой в глаз не засветили)

пророка и народного витии!

Я не случайно говорю про это:

кто назовет мне крупного поэта,

который бы в ущерб своей известности

не о себе бы пекся —

о словесности?

Да чтоб делил с народом хлеб и мысли

всегда в прямом,

не в переносном смысле?

Не тот ведь —

завсегдатай минессотский…

Его затмил – и поделом! – Высоцкий.

Сколь стар тут вывод,

столь и долговечен:

иных уж нет и никого – далече…

Как говорится, это не про нас.

5.

А Елизар окончил первый класс.

Уже июнь у мая на приколе.

Ирина – завуч в полной средней школе.

Использую классический прием:

ее однажды видели вдвоем…

Мне эта сплетня – рана ножевая!

Напомню вам – она еще живая.

…Летит, погибель тьме предпочитая,

доверчивая бабочка ночная.

Она летит, не оформляя допуск.

А впереди – огромный летний отпуск,

он был весом и значим для Ирины.

Но в школе тьма ненужной писанины.

И вот она уже вкушает лекции

на городской межшкольной конференции.

А рано утром появляясь в школе,

подростков трудных, вызывая, школит.

Один из них особенно “опасен”.

В шестом всего-то учится он классе,

но стонут от него уже давно

родная школа, двор и районо.

И не предскажешь, как и где поступит,

какой опять он совершит проступок.

Его и страхом брали и доверьем.

Сегодня угодил в окно портфелем,

а самого простыл, конечно, след…

Портфель снесли к Ирине в кабинет —

ей надо сделать запись в дневнике.

Листок измятый задрожал в руке:

«Мне все вакруг надаидают

все гаварят ты нехароший

но вить никто ни панимает

как я заброшен как я заброшен

Вакруг все заняты дилами

а я такой невынасимый

вить я савсем ни нужин маме

она опять з другим мущиной

миня никто ни замичает

и только сон моя отрада

а просыпатца мне начами

савсем ни нада

лучьше б нинада»

С ошибками, без точек-запятых

трагический написан этот стих…

И вспомнила она ученика:

“Что знаем мы о нем наверняка?

Он худенький и маленького роста,

а на душе израненной короста

чужому глазу сразу не видна.

Но дети – наша общая вина!”

Живут, деля вину свою со всеми,

неполные распавшиеся семьи.

Живут – не в абсолютной изоляции…

СОЗРЕЛ НЕДОБРЫЙ ПЛОД ФЕМИНИЗАЦИИ.

И есть весомый повод для кручины.

“Куда исчез семейный культ мужчины?

Когда бросала женственная Русь

в лицо кормильцу:

“Прочь!” и “Обойдусь!”?

Ребенок наш, имея имя-отчество,

почти совсем лишен мужского общества.

Изломанный он будет

или женственный…

Когда огонь мы погасили жертвенный

в заглохших и бестрепетных сердцах?

Страшней сиротство при живих отцах…

При матери живой – еще страшнее!

Что есть непредставимее, тошнее?

Кого судить за это преступление?!”

Так думала Ирина в исступлении.

Я с нею вместе —

в поисках просвета —

задам вопрос,

но не найду ответа…

6.

Пусть мне чужды шекспировские страсти,

замешенные на крутом контрасте:

крушение иллюзий – тоже горе!

И это ясно понимаешь вскоре.

Ирина без подсказок, наущения.

сама избрала новый круг общения.

Для жизни личной

в нем не будет толка —

тут женщины вокруг одни, и только!

Напомню вам,

молве стоустой вторя:

мужчины в небе, под землей, на море,

но их почти что нету в городах!

Хоть залезай смотреть на Карадаг…

Как разгореться тут любовной искре?

Кто не согласен с этим —

тот не искрен.

Пусть женщинам проблем не занимать,

но в материнстве главное – не мать!

Ребенок тут всему первопричина:

он изначально – ангельского чина.

Хочу спросить,

простите, Бога ради:

как отнесется сын к чужому дяде?

Да что ж я на вопросы налегаю?

Что женщинам взамен я предлагаю?

Затворничество?

Женский монастырь?

И ханжество!

И нравственный костыль!

Воспитывать начало волевое?

Ночами от тоски в подушку воя,

отпор давать и чувствам и страстям?

И отбривать мужчин по всем статьям?

Но я не Джуна

и не модный медиум —

житейским

не могу помочь трагедиям.

И я стремлюсь не муки тасовать,

А ВЫЯВИТЬ ЯВЛЕНИЕ, НАЗВАТЬ,

ПРИВЛЕЧЬ ВНИМАНЬЕ

И ПРИДАТЬ ЗНАЧЕНИЕ!!!

ПУСТЬ ВАМ ПОМОГУТ

            СЛЕЗЫ ОБЛЕГЧЕНИЯ…

7.

Акация моя

прибавит в росте…

Увянут, отцветут

литые грозди…

На листья желтизны

добавит зной…

Ты хороша,

красавица,

весной!

А к лету ты