Русская жена английского джентльмена - Лидия Николаевна Григорьева

горя здесь шкала совсем иная.

И ВЫРОСЛИ ОНИ, ВОЙНЫ НЕ ЗНАЯ…

Но вот война уже им смотрит в души

на горных перевалах Гиндукуша.

И шлет в пространство импульс волевой

“американская программа звездных войн”.

Мы все в плену риторики-дидактики…

А Елизар любил играть в солдатики.

Любимою игра была вдвойне,

поскольку много слышал о войне.

Был интерес его совсем не странен:

“А правда, что мой дед

был дважды ранен?”

И будних дней тянулась череда:

“А правда, что мой дед

Герой Труда?”

И выплывало в памяти, как в мареве:

Указ опубликован в день аварии,

когда нашли сгоревшие останки…

“А правда, дед горел однажды в танке,

а бабушка моя его спасала?”

Она-то все ему и рассказала:

как ни тяжка хворобная докука,

на лето все же забирала внука…

С трудом простые истины даются,

пришла пора прозреть

и оглянуться:

Ирина не со школьной ли скамьи

уехала от дома, от семьи?

И у нее прошел над головой

огромный вал культуры мировой,

увлек в свои бездонные пучины.

Был дом родной забыт не без причины —

теперь такие случаи нередки.

Кого сейчас интересуют предки —

недальние, конкретные, свои?

Легли на души мощные слои

случайной многотонной информации —

издержки городской цивилизации.

СЕЙЧАС НИКТО НЕ БЕДНЫЙ, НЕ ГОЛОДНЫЙ,

НО ВСЯК ВТОРОЙ – БЕСПАМЯТНЫЙ,

БЕЗРОДНЫЙ.

Как сохранить историю народа,

когда в забвенье полном —

память рода?!

В асфальт московский

корни не врастают…

Но дети неизбежно подрастают

и тянутся – неведомо куда.

Ирина узнает не без стыда

от сына все, что знала да забыла.

И до того ль ей в самом деле было:

ученье, отношений выяснение…

У Фрейда есть понятье – “вытеснение”:

что нас гнетет, что душу нам стесняет,

услужливая память вытесняет!

Как будто нам на благо,

во спасение…

Но у меня возникло опасение,

хотя довольно смутное сперва,

что наш Иван-не-помнящий-родства

уже бессмертен, словно Вечный Жид!

И где-то рядом истина лежит…

3.

Но пусть минует нас забвенья кара.

Растит Ирина сына – Елизара.

И мы, виня большие города,

не видимся годами иногда.

Смог накрывает души пеленой.

Я многое узнала стороной.

Ирина духом не была слаба,

сперва ушла на “вольные хлеба”.

Рутина не страшна ей бытовая.

Работала она, не унывая,

среди пеленок,

а не райских кущей,

над книгой о поэзии текущей.

Лет несколько тому уже назад

она пошла работать в детский сад.

Не потому, что денег ни гроша,

а некуда пристроить малыша!

Пусть я скажу расхожую банальность,

но няня в наше время – ирреальность!

Я знала женщину в верхах,

специалистку,

на службе к ней не подойти и близко.

Ребенка родила и без боязни

устроилась – пусть временно,

но в ясли!

БОЛЬНЫЕ ДЕТИ —

ДУШУ НЕ ТОМИ! —

СПЕЦИАЛИСТОВ ДЕЛАЮТ ЛЮДЬМИ!

Подобные, замечу, превращения

должны бы озадачить круг общения.

Ирину, помяну не для проформы,

уже коснулись школьные реформы.

Не потому, что слезы в горле комом,

а потому, что школа рядом с домом.

Мой критик начеку —

вздыхает тяжко:

“В сюжете снова явная натяжка…”

Конечно, вряд ли кандидат наук

возжаждет ежедневных школьных мук.

Но я сейчас не подвиг воспеваю —

сама едва за жизнью поспеваю.

Мои вопросы не для викторины:

а есть ли варианты для Ирины?

Кто б мог ее проблемы упростить?

Одной ребенка как еще растить?

Но вы опять прореху тут найдете:

а как же, мол, коллеги по работе?

Но ложь всегда —

засвеченная пленка!

А вы чужого нянчили ребенка?

Не полчаса, не час —

а полный день?!

Не наводите тени на плетень!

Для тех в ее судьбе подвоха нет,

кто знает эту жизнь не из газет!

Я вовсе не сторонник всепрощения,

но узок п о в с е д н е в н ы й

круг общения!

4.

У критика опять готов совет:

“Зачем изобретать велосипед?”

Ирину ты караешь или милуешь,

но жанр поэмы не реанимируешь!

Важней всего:

сыграть не по нулям бы.

Как паровозы, устарели ямбы.

Читателю милей игра со словом!”

А я пишу

старинным русским слогом!

Как предкам в старину давали “вольную”,

пущу на волю рифму я глагольную.

И как в упряжку лошадь коренную,

в стихи впрягаю рифму корневую.

В РАСКЛАДЕ ПОЭТИЧЕСКИХ МАНЕР

НИКТО МНЕ НЕ УКАЗ И НЕ ПРИМЕР!

Пусть нечто вроде гипсового слоника

моя непритязательная хроника,

пусть результат маячит нулевой,

но я пишу сейчас о нас с тобой!

И мне важней всего

НЕ КУШ СОРВАТЬ,

ВАЖНЕЕ НЕ СОРВАТЬСЯ, НЕ СОВРАТЬ!

Вот тут бы я не вынесла упрека.

Житейская диктует подоплека

желанье рассказать о многом сразу.

Вся жизнь, согласно майскому Указу,

на рельсы встала трезвости и доблести.

Повсюду поразительные новости:

решения решительны и быстры —

на пенсию толпой идут министры.

И всколыхнулась, словно после сна,

огромная двужильная страна.

Сошла на нет волна духовной пены.

Надежные, благие перемены.

И скептики, пожалуй, тут не правы: