Приручи ветер - Андрей Урбанович

– Нет, это другое.

– Я хочу понять…

– Для этого нужна другая жизнь, твоя заполнена множеством вещей, далёких от монашества.

– Значит, вы отказываете мне?

Лама хитро улыбнулся и сказал:

– Кто я такой, чтобы отказывать тебе в просветлении. Я могу отказать тебе остаться в нашем монастыре и только. Но ты испытаешь то, что ищешь. В одном из селений тебя ждёт Просветлённый. С подарком. Будь внимателен.

Но Просветлённого не было ни в одной из деревушек на его пути. И Остроносый решил, что это обещание всего лишь способ отделаться от чужака. И здесь тоже ни намёка на нечто необычное. Только пустые разговоры со стариками.

– Мне сказали, в вашем селении живёт Просветлённый?

Недоуменные взгляды.

– Мы простые люди. Много работаем. А Просветлённых нужно искать в монастырях, – сказал высохший старик и грустно вскинул руки в небо.

Обижаться – напрасный труд. Никто не звал его в эти края. Никто не обязан воплощать в жизнь его нелепые мечты. Зато нужно быть благодарным за тот скудный провиант, которым его, как путника, снабдили сельчане, за воду, за дружелюбные взгляды. Путешественник вышел за пределы селения и прилёг на желтеющую траву. Ноги требовали отдыха. Он положил под голову котомку, прикрыл глаза и тут же по многолетней привычке погрузился в неглубокий сон. Наверное, прошло не более десяти минут, когда рядом с собой он ощутил чьё-то присутствие. Путешественник открыл глаза и увидел малыша – того самого плаксу, что испугался его птичьего носа. Он стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу и держал в руках оловянного солдатика.

– Чего тебе, малыш? – спросил Остроносый.

Мальчонка протянул оловянную игрушку.

– Это подарок, так что оставь себе.

Но вытянутая рука по-прежнему висела в воздухе.

– Ты, наверное, хочешь знать, кто это? Это солдат. Гренадёр, – последнее слово он сказал по-русски. – Были такие отважные воины и жили они в одной северной стране.

Мальчишка замотал головой.

– Ты не веришь, что есть такая страна? Я теперь тоже с трудом в это верю. А все, потому что долго бродил по свету, – усмехнулся путешественник и подумал: «Для чего я с ним беседую, ведь он глухонемой».

Мальчишка оглянулся, пошарил глазами по сторонам, потом стремительно бросился к кустарнику, отломил с него сухую ветку и знаком подозвал Остроносого к небольшому песчанику. Очень не хотелось вставать на ноги, но как объяснить этому крохе, что ты смертельно устал и всякое движение требует неимоверных усилий. Тем временем, видя крайнюю медлительность Остроносого, малыш издал надрывный птичий крик, всем своим видом демонстрирую недовольство.

– Иду, иду, – простонал путешественник и, поднявшись, доковылял до песчаника.

Мальчишка измерил чужестранца насмешливым взглядом и стремительно начертил на песке круг настолько правильной формы, что Остроносый невольно произнёс:

– Да ты геометр! Надо же! И никакого циркуля тебе, сынок, не надо.

Затем внутри круга возник крест, деливший его на четыре части, затем – ещё один, и ещё один. И круг стал походить на колесо со множеством спиц. В центр его мальчонка воткнул оловянного солдатика, того самого, что при встрече был подарен путешественником. Оставалось только дивиться, как ловко он орудовал обломком ветки, словно художник, демонстрирующий своё мастерство. По краям спиц стремительно возникали жуки, змеи, птицы и другие животные. И путешественник порой отводил глаза от рисунка, чтобы внимательно вглядеться в уже недетское лицо своего странного собеседника, отчего тот недовольно вскрикивал и неизменно указывал свободной рукой на круг, словно требовал: «Смотри! Не отвлекайся». И Остроносый смотрел.

Когда все спицы оказались испещрены картинками, малец остановился и утёр пот, который градом катился по его лицу. Он выдохнул, помогая себе при этом всем телом, сжался в комок, потом распрямился и, победно взглянув на чужестранца, вновь поднёс ветку к рисунку. Взмахну ей по часовой стрелке… И колесо на песке стремительно завращалось.

Остроносый смотрел, не отрываясь. Мелькали спицы, всё быстрее и быстрее. От центра круга к ободу колеса катились насекомые, превращаясь в ящериц, птиц, животных и, наконец, в людей. И эти люди, срываясь с окружности, пропадали в жёлтом песке, словно тонули в нём. И тут же, от края окружности, возникали те же метаморфозы. Так же, вдоль спиц, только уже к центру, двигались насекомые, ящерицы, птицы и, наконец, люди – в самый центр круга, прямо под ноги оловянного солдата.

«Всё есть Будда. И есть много путей, чтобы покинуть Колесо Сансары, но каждый прикован только к одной спице и не в состоянии постичь того, что происходит рядом… Только выйдя за пределы, можно осознать целое и понять тех, кто двигался по соседней спице. Но пока мы здесь, мы не узнаем, что находится за пределами Колеса», – кто произнёс эти слова, возможно, сам путешественник. Скорее всего, он всего лишь вспомнил строчку из какого-нибудь трактата, но так по-новому звучала она в тот момент.

Внезапно стало понятно, что никакого вращения нет. Остроносый смотрел на нарисованный круг, при этом был он вовсе не таким идеальным, как казалось недавно. И надо было иметь немалую фантазию, чтобы разглядеть в этих каракулях изображения зверей или насекомых… Мальчишка уже убежал, оставив солдатика в центре рисунка. Испытывая необъяснимое волнение, Остроносый поднял оловянного гренадёра, взвалил на плечи котомку и двинулся вдоль по узкой тропинке. До самого лагеря он не разжал ладонь, ощущая, как по руке от игрушечного солдатика в тело входит тепло, а сердце наполняется чем-то огромным, лёгким и светящимся…

Перед моими глазами плыли блики, вставало то лицо Остроносого, то оловянный солдатик, выраставший до немыслимых размеров, вращались колёса, по спицам которых скользили всевозможные существа. Я впервые не только произносил текст и видел картины, но ощущал запахи, слышал шум ветра, шорох трав, и голова моя от этого шла кругом.

Глава одиннадцатая. Новые знакомства. Тетрадь

Такое блаженное пробуждение возможно только в детстве. В окна бьёт солнце и, отражаясь от паркета, играет бликами на стенах. А самое главное, понимаешь, что у тебя впереди целый день, хочешь читай, хочешь, слушай музыку или смотри всё подряд по телевизору. Я потянулся всем телом, замер, прислушался и понял, что дома никого нет. Босыми ногами прошлёпал до кухни, где на столе лежала записка: «Котлеты в холодильнике. Обязательно разогрей!» Это сейчас завтрак в одиночестве не вызывает положительных эмоций, но в двенадцать лет это повод ощутить себя взрослым самостоятельным человеком. Однако моё одиночество продолжалось недолго. Едва я успел проглотить котлеты, помыть за собой посуду, как в дверь позвонили.

– Серёжа, это Валентин Николаевич.

– А папы нет дома, – сказал я в замочную скважину.

– Я знаю. Мне нужен ты. Открой, я всё объясню.

Увидев меня, радостно всплеснув руками, воскликнул:

– Как же славно, что я тебя застал! Для начала, дай-ка мне воды. Жара ужасная.

Он сильно волновался. Пока пил воду, не сводил с меня глаз, словно боялся, что я куда-нибудь сбегу, а после, возвращая пустой стакан, шмыгнул носом и загадочно произнёс:

– Сейчас мы с тобой отправимся в очень интересное место к очень интересному человеку.

– Я с ребятами собирался в кино, – возразил я.

– В кино ты всегда успеешь, А вот с этим особенным субъектом вряд ли сможешь встретиться.

– А папа знает? – спросил я.

– Ещё нет. Но мы ему оттуда позвоним. Думаю, он будет рад. Нам даже машину выделили. Ну? Собирайся.

– Не знаю, – протянул я.

— Зато я знаю! Это такой! Такой человечище! Между прочим, мне стоило немалых трудов отыскать его, а потом уговорить встретиться. Так что, Серёжа, едем!

– Едем, – неохотно согласился я.

У подъезда нас ждала чёрная «Волга». Водитель, взглянув на меня, хмыкнул, мол, так это и есть наш важный пассажир, и протянул шоколадную конфету, что придало мне оптимизма. Через несколько минут мы оказались в центре города около помпезного здания, огороженного высоким железным забором. На первом этаже нас встретил человек в форме, и Валентин Николаевич предъявил