Дурман Востока: По следам Оруэлла, Конрада, Киплинга и других великих писателей, зачарованных Азией - Давид Хименес

Перед выходом на сцену Надя получила стандартный набор советов. Ее мать провела в Хира Манди достаточно времени, чтобы увидеть, как разбиваются сердца девушек, поверивших, что им удастся выбраться из этого места, утонув в объятиях какого-нибудь богатого красавчика. «Всегда будь любезна с клиентами. Если мужчина хочет взять тебя за руку, не сопротивляйся. Но самое главное, никогда ни в кого не влюбляйся. Ни один пакистанский мужчина не женится на девушке с Алмазного рынка».

Ни один – если только это не Акбар Великий, разумеется.

Сбой в системе «Земли чистых» – вот что такое Лахор. Этот город, расположенный на берегу реки Рави, на протяжении веков был колыбелью поэтов, художников, мыслителей и привыкших к вольным нравам странников. Его повелители, начиная с султана Махмуда в XI веке и заканчивая моголами, всегда стремились держать это место открытым для всего нового и смотрели на человеческие слабости сквозь пальцы. Хроники того времени рассказывают, как трубадуры читали стихи на улицах под аплодисменты толпы и звон монет. Художники со всего Востока искали здесь вдохновения и пропитания. Лахор стал последним крупным индийским городом, завоеванным Британской империей – откуда хлынул бесконечный поток авантюристов, чиновников, искателей красивой жизни, предпринимателей, наемников и интеллектуалов.

Одним из тех, кто решил поселиться в этом городе, был Джон Локвуд Киплинг, человек в высшей степени образованный, скульптор и британский служащий; он успел поработать преподавателем в Бомбее, а в Лахор переехал, чтобы руководить здешним музеем. В 1882 году к отцу присоединился его сын Редьярд (1865–1936), впоследствии самый молодой из нобелевских лауреатов за всю историю премии. Редьярд родился в Бомбее, но в возрасте шести лет его отправили в частный пансион в Англии, а оттуда перевели в училище для детей госслужащих в Девоншире. И только потом он смог воссоединиться со своей семьей в Лахоре. На тот момент молодому Киплингу было шестнадцать. Сразу же по прибытии он устроился помощником директора местной The Civil and Military Gazette, которой руководил Стивен Уиллер. Газета выходила шесть дней в неделю круглый год, за исключением рождественских и пасхальных праздников. И именно в этой маленькой редакции, взвалив на себя неподъемные по меркам своего возраста обязанности, Киплинг сформировался как писатель и приобрел известность как хроникер – еще до того, как принялся колесить по всей Индии в качестве корреспондента.

Молодой репортер переносил своих читателей в атмосферу модных клубов, загородных вилл, садов и полей для игры в поло, где проводили свой досуг сыны империи, – но не останавливался на описаниях богатства и роскоши, а исследовал и другую сторону медали: грязь, хаос и дурные запахи Старого города, в котором ютилось местное население. В те дни врачи не рекомендовали выходить за ворота Дели, где начинался Старый город, – предупреждая о риске заразиться опасными заболеваниями. Имперская полиция снимала с себя ответственность за все, что могло произойти с теми, кто отваживался пересечь эту границу между двумя существовавшими одновременно и при этом совершенно отдельными друг от друга мирами. Запретный плод: что может быть притягательнее для столь непохожего на других юноши, душными, бессонными лахорскими ночами томящегося жаждой приключений? И вот как-то летом, уже прожив в городе несколько лет, он воспользовался тем, что его соотечественники отправились в горы в поисках прохлады, и решил углубиться в неизвестный для него Лахор. Он еще не знал, что возврата к прежней жизни для него не будет. Его ослепили ночная жизнь, многолюдье, бурлящие толпы на рыночных площадях, вечное отчаяние, царящее в опиумных курильнях, адреналин игорных домов и бесстыдство Алмазного рынка с его продажными женщинами, готовыми исполнить любые желания. И тот самый Киплинг, который впоследствии напишет знаменитые книги для детей, включая «Книгу джунглей», погружается в восточный мир декадентства, мир бесконечных возможностей, контрастов и цветов, совсем не похожий на тот колониальный пузырь, в котором он существовал до тех пор. Одержимый страстью рассказать миру о своем удивительном опыте, он выплескивает впечатления на страницах газеты, которую называет своей «любовницей»; именно там он начинает демонстрировать столь присущее ему впоследствии безрассудство: «Если как следует исследовать наш город от Таксали до ворот Дели и от борцовской арены до Бадами Баг, материала хватит на целую кучу романов, по сравнению с которыми “Город солнечного света”[14] будет как вода после вина».

Молодость, бунтарство и любопытство Киплинга, помноженные на очарование Азии, которую сам автор описывал как место, где «Десять заповедей – сказки, и кто жаждет – пьет до дна»[15], уводят юношу на темную сторону. Он экспериментирует с опиумом и делится своими переживаниями на страницах короткого рассказа «Ворота ста печалей», повествующего о посещении автором опиумной курильни близ мечети Вазир Хана.

Хотелось бы мне умереть так, как умерла торговка – на чистой, прохладной циновке, с трубкой в зубах. Когда почувствую, что пришла пора, я попрошу Цин-Лина дать мне то и другое, а он за это может получать мои шестьдесят рупий один месяц за другим, сколько его душе угодно. Тогда я улягусь спокойно и уютно и буду смотреть, как черные и красные драконы сойдутся в последней великой битве; потом…

Ну да это неважно. Ничто не представляется мне особенно важным, хотелось бы только, чтобы Цин-Лин не подмешивал отрубей[16].

Великий писатель, к которому слава пришла, когда ему не было и девятнадцати, неутомимо бросается на поиски новых сенсаций. У него есть преимущество перед многими европейцами, побывавшими в этих местах до и после него. Он нашел место, где все то, что в Европе запрещено как морально неприемлемое, может стать реальностью – благодаря удаленности от цивилизации и отговорке «ну это же Восток». Киплинг потерялся в восточной ночи, подобно многим другим европейцам и американцам на просторах от Сайгона до Улан-Батора, от Паттайи до Манилы. Бангкокские компании, занимающиеся международными переездами, предлагают женам новоприбывших иностранцев консультационные услуги, рассказывая о соблазнах, которые поджидают их мужей, и том, как с ними бороться. В отношении женщин ничего подобного не предлагается: считается, что жена экспата не более чем верный спутник своего супруга, приехавшего на Восток по работе. В Африке и на Карибах есть некоторые возможности секс-туризма для западных женщин. Азия же остается чисто мужским клубом. В моем апарт-отеле в Бангкоке на проспекте Сукхумвит разводы среди новоприбывших были абсолютной нормой. Поддавшись соблазнам ночной тайской жизни, банкиры, финансисты и прочие специалисты быстро обзаводились девушками в два раза моложе себя – и расставались с супругами.

К увлечению Киплинга наркотиками добавляются ночные похождения. Пристрастившись к проституткам Лахора, он в какой-то момент признается одному своему другу, что отказаться от новой жизни для него так же тяжело, как отречься от писательства. Киплинг экспериментирует, чтобы писать. Пишет, чтобы экспериментировать. Дарит потомкам определение проституции, которое позже разойдется по всему миру и станет излюбленным клише для журналистов: «Самая древняя профессия в мире».

В Лахоре Редьярд научился пользоваться лучшими проявлениями жизни у двух миров, Востока и Запада, Индии самобытной и Индии колониальной, общества неписаных правил и общества, где царит разврат. В одной своей статье Киплинг пишет хронику партии в поло, в другой – рассказывает о курильщиках опиума. Он высмеивает жизнь своих соотечественников в колониях – и тут же безоговорочно защищает империю. Выступает с консерваторских позиций, но при этом не видит ничего дурного в посещении борделей. Киплинг не просто живет в Лахоре, он упивается городом. Там, по другую сторону стены, где другие видят только нищету и страдания, он находит праздник всего человеческого; где все остальные наслаждаются богатством и классовыми привилегиями – он подмечает проявления лицемерия и самодовольства. Наркотики, проституция, адюльтер и алкоголизм, безусловно, присутствовали и в колониальной жизни, но стыдливо прикрывались условностями и «файф-о-клоком». Не в силах сдерживать себя, Киплинг обрушивается на своих соотечественников и публикует сборник остросатирической прозы – «Простые рассказы с гор» (Plain Tales from the Hills). В нем он едко и иронично повествует о жизни Британского Раджа и высмеивает своих современников, живущих в белом гетто. Это вызывает большое недовольство. Разве ты сам – не один из нас, погрязших во лжи? И действительно, молодой репортер обретается в особняке своих родителей в окружении слуг,