Дурман Востока: По следам Оруэлла, Конрада, Киплинга и других великих писателей, зачарованных Азией - Давид Хименес

не видел – он умер в 1936 году, – стал примером наиболее абсурдных, жестоких и вызвавших тотальный хаос событий за всю постколониальную историю ХХ века. Раздел Индии на два государства, произошедший в 1947 году, вылился в кровавую бойню, одну из самых страшных в истории человечества. Соседи, еще вчера бывшие друзьями, принялись резать друг другу глотки, миллионы людей были вынуждены покинуть свои дома. Индусы и сикхи бежали в Индию, мусульмане ехали строить новую жизнь в Пакистан. На станции приходили поезда, набитые мертвыми людьми, отцы убивали дочерей, чтобы спасти их от группового изнасилования. Журналисты того времени, всего за несколько лет до того бывшие свидетелями ужасов Второй мировой войны, писали в своих хрониках, что ничего подобного никогда не видели.

Лахор остался на пакистанской стороне Пенджаба. Сегодня это лучшее место, чтобы убедиться, до какой степени нелепым было решение разделить Индию по религиозному признаку. Граница разъединила людей, которые исповедуют одни и те же традиции, одинаково живут, работают, едят одни и те же блюда карри. Получилась одна страна, распавшаяся сначала на две, а потом, с появлением Бангладеш, и на три – ненавидящие друг друга – части. Индия и Пакистан обзавелись ядерным оружием и либо воюют друг с другом, либо готовятся к следующей войне.

На погранпереходе через Линию контроля в Вагахе установили трибуны, чтобы каждый мог полюбоваться в деталях одной из церемоний, в наибольшей степени подчеркивающих абсурдность происходящего. Каждый день люди собираются, чтобы посмотреть на дуэль флагов – будто на футбольный матч. «Да здравствует Пакистан!» – кричат с одной стороны. «До последней капли крови за Индию!» – орут в ответ с другой. Обе страны отбирают для церемонии спуска флага самых высоких и статных солдат. Чеканя шаг и двигаясь будто роботы, они, под оглушительный рев толпы, маршируют к разделяющему их забору со своей стороны. Открывают каждый свою дверь и спускают флаг своей страны. При этом они обязательно выпячивают грудь и смотрят на оппонентов с вызовом. Флаг спускают медленно – так, чтобы в каждый отдельный момент он, не дай бог, не оказался ниже флага противника. Затем окрашенное в национальные цвета полотнище бережно сворачивают, и граница официально закрывается до рассвета.

Дела у Индии и Пакистана шли бы значительно лучше, если бы они были вместе. Впрочем, я не делюсь этой мыслью со своими друзьями из Индии и Пакистана, чтобы не злить их. Религия была единственной причиной раздела Индии на две страны. Яд национализма углубил пропасть между ними, и в результате мы получили двух заклятых врагов, способных уничтожить друг друга, и долгую, тянущуюся с 1947 года историю насилия, не позволяющую им разрешить свои противоречия. Лидеры обеих стран, как правило, популисты и не упускают возможности сыграть на самых низменных чувствах, когда это отвечает их интересам. И поэтому поток плохих новостей с обеих сторон никогда не заканчивается. Государственный переворот в Пакистане. Резня на религиозной почве в Гуджарате. Боевые действия в Каргиле, где уже много лет гораздо больше солдат умирает от холода или при падении со скалы, нежели от пуль. Бессмысленная демонстративная ненависть между братьями.

Киплинг, ведший совсем не викторианскую жизнь и крайне далекий от благочестия, в каком-то смысле разделял религиозные взгляды могольского императора, попытавшегося создать многоконфессиональное общество. В его творчестве отчетливо прослеживается глубокое уважение ко всем религиям, при том что сам он не чувствовал себя готовым выбрать одну из них. Он утверждал, что не верит ни в божью кару, ни в вечное блаженство, и дипломатично называл себя «богобоязненным христианином-атеистом». Известнейший персонаж его одноименного романа лахорец Ким терзался теми же сомнениями, что и его литературный отец. «Кто такой Ким? ‹…› Кто же я? Мусульманин, индус, джайн или буддист? Это твердый орех, – не раскусишь», – говорил он себе. И тут же отвечал: «Я – Ким. Вот великий мир, а я только Ким»[18].

Действие романа Киплинга разворачивается в окрестностях лахорского музея, которым управлял его отец. Автор повествует об истории некоего Кимбалля О’Хары, осиротевшего сына ирландского солдата. Мальчик становится учеником старого ламы и отправляется с ним на поиски загадочной реки Стрелы. Книга начинается с того, что Ким, «вопреки запрещению муниципальных властей, сидел верхом на пушке Зам-Заме, стоявшей на кирпичной платформе против старого Аджаиб-Гхара, Дома Чудес, как туземцы называют Лахорский музей»[19]. Пушка все еще стоит на этом самом месте, причем местные прозвали ее «пушкой Кима». Свидетельство того, что судьбы писателя и города навеки сплелись воедино. Дом Чудес, большой городской музей, где Ким и лама молились богам, – одна из туристических достопримечательностей, и даже если вы далеки от литературы, туда обязательно следует съездить. В залах этого музея хранятся уникальные коллекции предметов, относившихся когда-то к разным религиям, царствам и империям, оставившим свой след в истории Лахора.

Хотя Ким – англичанин, кожа его темна, как у индийцев, он говорит на их языке и беден, как большинство лахорских детей. Киплинг соединяет Запад и Восток в одном персонаже и отправляет его в путешествие, напоминающее одновременно приключенческий и шпионский романы; а еще это своего рода эссе-размышление о большой игре, которую ведут в Азии Российская и Британская империи. Историю о похождениях мальчика и ламы можно использовать в качестве путеводителя по Лахору. Многие из описанных в книге мест сохранились и сегодня. Городские базары, на которых, такое ощущение, собрались вместе «все народности» Индии, Старый город, ставший чище, но по-прежнему представляющий собой столь же хаотичный лабиринт, как во времена Киплинга, павильон Наулака в Лахорской крепости, давший название еще одной книге и вермонтскому дому нобелевского лауреата в те годы, когда он жил в США. Гуляя по улочкам Старого города и обходя лавки мясников, разделывающих баранов, несложно представить себе, как Ким продирается сквозь толпу, пытаясь найти пищу и кров для своего ламы. Уличные дантисты демонстрируют вставные челюсти и крутят в руках клещи, предлагая вырвать больной зуб. Скобяные лавки, торговцы коврами, чайные и небольшие базарчики – всё здесь, никуда не делось. Попрошайки обреченно тянут к вам руки, мясники развешивают обезглавленные туши. Разве что курилен больше нет – а впрочем, очередной зазывала то и дело принимается скороговоркой нашептывать вам на ухо весь перечень запретных удовольствий:

– Нужны девочки? У меня молоденькие! Или покурить? Пошли со мной!

Все эти «развлечения» по-прежнему сосредоточены в окрестностях Алмазного рынка, где коротал свои жаркие лахорские ночи Киплинг и куда приходил – послушать «святых людей, обсыпанных золой факиров, сидевших у кирпичных храмов, под деревьями, на речном берегу»[20] – Ким. Сутолока Старого города по-прежнему таит в себе множество секретов, хотя, конечно, их уже поменьше, чем раньше. От бурлящего водоворота людской толпы у путника глаза разбегаются. Пять лет, прожитых здесь, обеспечили Киплинга запасом литературного топлива на несколько десятилетий. К моменту отъезда из Лахора он уже приобрел определенную известность как писатель и теперь ехал в Лондон покорять мир литературы. Его друзья, желая помочь начинающему автору, рекомендовали его произведения Эдварду Леви-Лоусону, владельцу газеты The Daily Telegraph. Тот, однако ж, посчитал, что Киплинг недотягивает до его стандартов. Серьезная ошибка: на деле вернувшегося в Англию юношу ожидали успешная карьера, всемирная слава и литературная вечность. Признания удостоилось буквально все его творчество – от эссе до романов, от рассказов до стихов, от мемуаров до детских сказок, экранизированных компанией «Дисней» через десятилетия после смерти автора. В своем последнем письме двоюродной сестре Маргарет перед отъездом из Индии в 1889 году Редьярд пишет, что оглядывается на прошлое без сожалений:

Я смешался с толпой солдат, губернаторов, чиновников и контролирующих их всех женщин. Видел многое, города и людей. Был подавлен и весел, печален и дик. Старался узнать тех, кто обретается в казармах, в борделях и в танцевальных залах Совета вице-короля Индии, и в определенной мере преуспел.

Когда наступил час уезжать из Лахора, мои спутники все еще спали. Билал в очередной раз вез меня в аэропорт, а я смотрел на высившиеся на горизонте краны – здесь вовсю строились новые кварталы. Пройдет немного времени, и дома, закрывающие собой деревья, перестанут восприниматься как нечто