Российский колокол №3-4 2021 - Коллектив авторов

– Кира! – резкий голос Дины разнесся по дому. – Ты здесь?! Ты издеваешься?! Тебя все ждут!

4. Тенарийскую щель миновал он

Оказалось, что в его чехле действительно гитара – полнотелая, как рубенсовская женщина, с короткой надписью готическим шрифтом, четкой, как свеженабитая татуировка. Гитара была цвета берлинской лазури, и когда Кирилл сидел на подоконнике, держа ее в руках, Кире казалось, что у него нет живота, что это яркое весеннее небо, по которому летали руки, похожие на быстрых птиц.

Он пришел к ней через месяц после встречи на кладбище, накануне сороковин, словно почувствовал, что дом окончательно опустел и никому нет до Киры дела. Звонок в дверь напугал ее: у Дины был ключ, а больше навещать ее было некому. Человека на экране видеофона она сначала не узнала. Спросила «вы к кому?» дрожащим голосом.

– Кира, здравствуйте, я – Кирилл, – ответил он. – Вы меня помните? С кладбища. Пустите.

В последнем слове звучал еле различимый приказ, похожая на сжатую пружину настойчивость – то, к чему Кира научена была быть особенно чуткой, и в ней запустился второй из неподконтрольных ей механизмов – повиновения.

Кира открыла, Кирилл вошел и остановился в дверях, насмешливо глядя на нее сверху вниз. Из-за его плеча выглядывал закутанный в чехол гитарный гриф.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – ответила она, замирая от ужаса.

По дороге между коттеджами проехала машина, и Кира представила себе Дину, застающую ее наедине с мужчиной. Она торопливо захлопнула дверь и испуганно замерла, не зная, как он отреагирует на ее суетливое движение. Он как будто и вовсе его не заметил.

– Я пройду? – спросил Кирилл и, не дожидаясь ответа, снял ботинки и расстегнул куртку

Кира едва заметно кивнула и подняла на него глаза – впервые за все время знакомства. Она увидела, что лицо у гостя худое, губы полные и яркие, а волосы коротко подстриженные, черные.

Он медленно прошел в гостиную, а она заметалась в прихожей, не зная, идти ли за ним или как-нибудь спрятать его потрепанную куртку, его разношенные длинные ботинки. Она замерла, глядя на светло-желтую обувную изнанку, и не заметила, как Кирилл возник за ее спиной.

– Что-то не так? – спросил он, и Кира вздрогнула.

– Нет, – поспешно сказала она, не поднимая головы. – Все в порядке.

– Слушайте. – Он подошел и присел возле своих ботинок, заглянул в ее опущенные глаза снизу, так что ей некуда было деться и пришлось увидеть, что глаза у него синие и строгие. Уголки губ приподняты – не специально, а от природы – и как будто улыбаются, а глаза совсем им не соответствуют. – Слушайте, а давайте мы мою одежду куда-нибудь уберем? Наверное, родственникам трудно будет объяснить, если вдруг…

Кира с облегчением кивнула, бережно, словно прикасалась к музейному экспонату, который мог развалиться в руках, сняла с крючка его куртку и свернула подкладкой наружу, осторожно поставила ботинки в мусорный пакет и подвернула край. Сложила все это в стопку и, согнув локти, как делают это опытные горничные, после недолгого раздумья понесла наверх. У нее дрожали руки и ноги, это было непривычное, давно забытое ощущение: волнение, а не страх. Последний раз Киру трясло от волнения, когда за ней стал ухаживать Дима. Она не понимала, что происходит, и не умела задать нужных вопросов, и не осознала тогда, что дрожит не оттого, что этот крепкий, грубый, неулыбчивый мужчина так сильно нравится ей, а оттого, что его внимание обещает ей свободу от Дины. И сейчас происходило то же самое: она дрожала в надежде, что жизнь ее теперь изменится, но какая-то часть ее все равно знала, что это не избавление, а просто начало третьего круга одной все той же медленной пытки.

Кирилл не остался в гостиной, а пошел следом за ней на второй этаж, в гостевую спальню, где Кира осторожно опустила его вещи в пустой ящик комода. Ей в голову не пришло возразить, ее мнения никто никогда не спрашивал. И если сильный незнакомый человек хотел ходить по ее дому, значит, он знал, что такое право у него есть.

Закрываясь, ящик вытолкнул наружу запах старой, но чистой мебели, орехового дерева, которое соприкасалось с чужими вещами, но по большей части находилось в покое, в отрешенной и пыльной пустоте, которую беспокоили лишь изредка. Ящик закрылся, но Кира задержалась возле него на секунду, украдкой проведя пальцем по маленькой щербинке на передней панели, там, где под острыми углами сходились друг с другом две доски. Она не знала наверняка, но думала, что отметина появилась там, когда Дима ударил ее в живот и, падая, она задела комод головой. Впрочем, может быть, щербина всегда была там, но брызги крови, оставшиеся на комоде, словно бы породнили их, и, отмывая крохотные бурые пятнышки, почти незаметные с первого взгляда, Кира чувствовала, что дерево под ее пальцами живое и теплое и тоже как будто пострадало от руки хозяина и жаждет, чтобы все поскорее закончилось, чтобы его оставили в покое.

В сущности, она сама была как этот комод, как этот ящик: впитавшая чужие запахи, искалеченная и запятнанная, но с виду как будто нормальная и оживающая только с чужим присутствием, а без него – никакая, спящая в ватной пустоте, без мыслей, без чувств, в блаженном покое.

– Твоя комната? – спросил Кирилл, и Кира, вздрогнув, обернулась. Он шел по кругу, рассматривая мебель и стены, заложив руки в карманы, как скучающий посетитель музея.

– Нет, гостевая спальня, – шепнула она.

– А где твоя? – спросил он.

Кирилл и в их с Димой спальне вел себя по-хозяйски. Он по очереди взял в руки, рассмотрел и поставил на место каждую из четырех дизайнерских ваз, но поставил немного не так, как они стояли раньше. Вазы были металлические, тяжелые, внутри узкие, а снаружи объемные, как будто дизайнер приварил к узкой трубке два десятка ножей лезвиями наружу и заставил лезвия извиваться волнами. Каждый раз, протирая пыль, Кира боялась порезать руку, хотя понимала, что лезвия эти тупы. К двум сплетенным из проволоки женщинам, растрепанным, грудастым, сидящим широко раздвинув ноги, Кирилл не прикоснулся, будто побрезговал ими. Кире было страшно: эти предметы при Диме нельзя было передвигать, и она не знала, изменились ли правила сейчас, заметит ли Дина внесенный гостем беспорядок и можно ли ей теперь, на глазах у Кирилла, быстро вернуть вазы на свои прежние места.