Королевство Кипр и итальянские морские республики в XIII–XV веках - Светлана Владимировна Близнюк

самым образованным в этих [вопросах] человеком"[1808]. Свое произведение Боккаччо фактически посвящает кипрскому королю. Венецианское издание "Генеалогии языческих богов" 1472 г. начинается словами: "Genealogiae deorum gentiliorum ad Ugonem inclytum Hierusalem et Cypri regem". Боккаччо во введении к трактату подтверждает, что лично никогда не встречался с кипрским монархом. Последний отправил к нему рыцаря Донино ди Парма с просьбой написать генеалогию языческих богов и героев. Несмотря на то, что сам Боккаччо считал Петрарку, Варлаама Калабрийского или Паоло ди Перуджа более компетентными в данном вопросе, он отозвался на просьбу короля и принялся за дело[1809], результатом которого стало бессмертное произведение великого мастера. В заключении Боккаччо снова говорит о посланниках Гуго IV, среди которых, помимо Донино ди Парма, он называет некоего друга и соотечественника короля Бекино Беллинтионо (Bechinus Bellintionus), прибывшего к поэту в Равенну с Кипра, и Паоло Геометра (Paulus Geometra), "влюбленного" в Гуго[1810]. Боккаччо также подтверждает, что все они подгоняли его с работой, которая, тем не менее, растянулась на несколько лет. В то же время итальянский гуманист был явно озабочен тем, чтобы никто не подумал, будто он пишет названный трактат исключительно по приказу или же по заказу кипрского короля. Поэтому он просит кипрского монарха при необходимости защитить его от возможных нападок[1811]. В последнее время исследователи также указывают, что посредством рефлексий Кипра, имеющихся в "Декамероне"[1812], Боккаччо оказывает поддержку Гуго IV Лузиньяну[1813]. О дружбе Джованни Боккаччо с кипрским монархом Гуго IV вспоминали спустя столетия. В начале XVI в. об этом с восхищением пишет Антонио Кольбертальдо, находившийся в окружении последней кипрской королевы Катерины Корнаро в Азоло: "Этот король был таким близким другом блестящих людей и особенно Джованни Боккаччо, который посвятил ему книгу "Генеалогия богов", и был, как говорится в начале того же сочинения, благоразумным сеньором, необыкновенного ума и достоин похвалы как успешный король[1814].

Не меньше Боккаччо восхищается Гуго IV византийский автор Никифор Григора, посвятивший ему свой энкомий. Конечно, энкомий — это совершенно особый литературный жанр, и относиться к нему следует с большой осторожностью. Однако не менее лестно византийский интеллектуал отзывается о Кипре и в своей "Ромейской истории"[1815]. Обращает на себя внимание также тот факт, что Григора воспевает не только богатства Кипра, его благосостояние, справедливость, законность и добропорядочность государства, источником которых был король Гуго IV. Он постоянно говорит о красоте, которая всегда окружает короля, о его доброжелательности к иностранцам, обретшим на острове и пристанище и покой, избежавшими страданий и плена в других землях и государствах. Григора замечает: "… земля Кипра и приветлива, и светла и приносит радость не только телу, но и душам". Рассказывая о "страдальцах," радушно принятых кипрским королем, Григора явно намекает на византийцев-антипаламитов, действительно нашедших приют при дворе Гуго IV. Еще Григора подчеркивает: "Ты [Гуго IV — С.Б.] поразил своими благостными речами всех; ты легко и давно ведешь и привлекаешь к себе тех, кто разумен и мудр, кто всегда слышит от прибывающих и рассказывающих об этом и многом другом; особенно же говорят, что от самого вида твоего и от милости очей приходит тотчас то, что очаровывает души слушателей — некая несказанная радость. И мы видим, что это происходит от солнечных лучей небесного светила"[1816]. Для византийского интеллектуала Никифора Григоры особенно важно было то, что кипрский король Гуго IV был открыт для постижения мудрости других народов и одним из первых понял необходимость разносторонних знаний для правителя. Григора намекает, что при дворе Гуго IV находились арабские ученые из Египта, которые пользовались покровительством кипрского монарха[1817]. И именно Гуго IV, по сведениям того же автора, принадлежат слова, которые говорят сами за себя: "Правители становится мудрыми в обществе мудрых"[1818]. Сам Григора, впрочем, так же, как и Боккаччо, никогда не бывал на Кипре. И тот и другой принадлежат к тому разряду иностранцев, которые много слышали о кипрском монархе от других и восхищались им, не будучи лично с ним знакомыми. Но Боккаччо состоял в постоянной переписке с Гуго IV, о чем есть свидетельства в уже упомянутом нами письме; Григора же имел друзей, настроенных антипаламитски и нашедших убежище при кипрском дворе. О гостеприимстве, оказанном его друзьям на Кипре, византиец вспоминает с особой теплотой и благодарностью[1819].

Одним из близких друзей Гуго IV был грек-киприот Георгий Лапиф, автор философских трактатов против Григория Паламы, к сожалению, не дошедших до наших дней, и моралистических поэм[1820]. Он был создателем антиисихастского кружка на Кипре, в который вошли многие византийские ученые и интеллектуалы. Известны также три письма Лапифа к Никифору Григоре[1821] и несколько теологических заметок[1822]. Лапиф во время гонений на антиисихастов в Византии, вынужденный защищаться от обвинений в латинофилии, а затем мигрировать на родину на Кипр, написал в связи с произошедшими событиями дидактическую поэму, в которой представил не какие-то особые знания, а скорее нормы поведения человека в общественной и частной жизни. Его поэма находит прямые аналогии в византийской литературе палеологовского времени[1823], а в XV в. в кипрской моралистической поэзии[1824] и в творчестве критского поэта-моралиста венецианского происхождения Марина Фальера[1825]. Лапиф, как известно, был хорошо знаком с Гуго IV, состоял в постоянной переписке с Никифором Григорой, Григорием Акиндином, антиисихастски настроенным митрополитом Фессалоникийским Иакинфом и с византийской принцессой Ириной-Евлогией Хумненой. За разъяснениями по философским вопросам к нему обращался Варлаам Калабрийский[1826]. В корреспонденции Лапифа можно найти ссылки на сочинения Платона "Федр" и "Физику", а также Аристотеля "О мире", в которых он черпает аргументацию для своих дискуссий по философии и теологии. В частности, обсуждается вопрос возможного "примирения" Платона и Аристотеля в христианской традиции[1827]. Пример Георгия Лапифа, без сомнения, эрудита высочайшего уровня, подвиг современного французского исследователя Ж. Гриво настаивать на пересмотре тезиса об упадке греческой учености на Кипре в XIII — первой половине XIV в. и на том, что развитие кипрской философской мысли шло вслед за византийской[1828].

Возможно, что Лапиф был также переводчиком на греческий язык с латинского "Толедских таблиц" по астрономии[1829]. Примечательно, что ранний автограф греческого текста связывается именно с Кипром и относится к 1330–1340 гг.[1830] Заметим, что помимо "Толедских таблиц" на Кипре были известны еще два трактата по астрономии: древнегреческий трактат Клавдия Птолемея "Альмагест" и "Таблицы" Альфонса X Кастильского, известные как "tabulae alphonsinae"[1831]. Их востребованность