Королевство Кипр и итальянские морские республики в XIII–XV веках - Светлана Владимировна Близнюк

Данная формулировка была характерна для Лузиньянов, но не использовалась королями Западной Европы. Эпитет "puissant" используется в надписях Пьера I Лузиньяна и является совершенно кипрским. Имя Гуго выгравировано так же, как и на его монетах, где "V" имеет более округлые формы и пишется как "U". Эти особенности иногда заставляют исследователей истории кипрского искусства предполагать, что чаша была создана на самом Кипре, возможно, мамлюкским мастером, для которого вычертили на французском языке формулу, принятую на Кипре. Возможно также, французская надпись была сделана кипрским мастером, знакомым с орфографией, протоколом и техникой металлообработки. Кроме того, французская надпись выполнена в совершенно другой технике, чем все остальные арабские, которые доминируют на чаше[1850]. Одна из арабских надписей также взывает к королю Гуго: "Это было сделано для превосходнейшего, великолепного, знатного и величественного Гуго, которому благоволит Бог, который стоит во главе лучших войск франкских королей, Гуго Лузиньяну — да будет долгой его власть"[1851].

Иллюстрация V.5. Париж. Лувр. Фрагмент чаши короля Кипра Гуго IV Лузиньяна.

Кроме того, в медальоне, расположенным под французской надписью, размещен иерусалимский герб[1852].

Иллюстрация V.6. Париж. Лувр. Фрагмент чаши короля Кипра Гуго IV Лузиньяна.

Несмотря на то что герб обрамлен совершенно традиционным арабским цветочным узором, его наличие прямо указывает на кипрское предназначение чаши. Нетрудно заметить, что по смыслу обе надписи очень похожи, и они абсолютно лузиньяновские, а не арабские. Они явно были сделаны по заказу кипрской стороны. Упомянутые в арабской надписи франкские войска, во главе которых стоит король Кипра, — явный намек на активное участие Гуго IV в "Священной Лиге" и утверждение его лидирующих позиций в борьбе крестоносцев против турок. Подчеркнутая роль Кипра в крестоносном движении звучит особенно актуально после неудачи в организации крестовых походов королями Франции Филиппа IV и Филиппа V, при дворах которых так много рассуждали об их необходимости[1853].

Другим предметом гордости, демонстрации могущества, роскоши и вкуса были знаменитые часы Гуго IV. Они были созданы известным венецианским ювелиром Мондино да Кремона и приобретены Гуго IV в 1334 г. Судя по всему, это было великолепнейшее, искуснейшее творение мастера (horologium… artificialiter fabricatum), за которое была заплачена астрономическая сумма 800 золотых дукатов. Об этой покупке была сделана запись в документах Сената. В ней отмечалось, что это был заказ короля, который и был ему доставлен[1854]. К сожалению, более нам ничего неизвестно об этом приобретении кипрского короля. Для нас однако важно понять, что и чаша, и часы, и рукопись с сочинениями Михаила Скота и, наверное, многие другие роскошные и изысканные вещи во дворце короля были призваны продемонстрировать всему миру, что Кипрское королевство — сильное, самостоятельное, зрелое и богатое государство. Для достижения цели Гуго IV, с одной стороны, воспринимает куртуазный язык Европы, с другой — византийский язык искусства[1855].

Итак перед нами предстают два образа короля: доблестный благочестивый крестоносец, рыцарь — носитель крестоносной традиции средневековья, и изысканный интеллектуал, мудрец, искусный политик — новый человек, только формирующийся новый государь новой, зарождающейся гуманистической эпохи. Противоречат ли эти два образа друг другу? Могут ли сочетаться названные качества в одном человеке? В правителе, государственном деятеле конца XIV — особенно в XV в. все эти качества, несомненно, не только могут, но и должны соединяться. В европейском обществе в целом под влиянием гуманистов и распространением гуманистических идей все более ценится образованность, воспитанность, утонченность манер, изысканность вкуса. Это является показателем благородства и социальной успешности. В то же время "рыцарственность" знатного человека, подразумевающую куртуазность и воинскую доблесть, никто не отменял. Для отпрыска знатной фамилии невозможно было сделать блестящую карьеру и завоевать всеобщее уважение в обществе, не став крестоносцем. Участие в крестовом походе становится почти обязательным этапом в достижении высот в политической карьере. Это прекрасно демонстрирует биография маршала Франции и губернатора Генуи конца XIV — начала XV в. Жана II Ле Менгра, названного Бусико[1856]. К концу XIV в. в европейской культуре формируется образ нового рыцаря — благородного, щедрого, великодушного к друзьям и беспощадного к врагам, и одновременно — блестяще образованного, интересующегося науками, античной литературой и философией. Если даже эти знания и интересы были поверхностными, их нужно было продемонстрировать окружающим, чтобы завоевать их симпатии и авторитет. Средневековье уже не было таким, каким оно было в XI веке, и крестоносец "нового" средневековья был обязан стать другим. Это было ясно даже заурядным людям. Поэтому, следуя уже утвердившимся правилам, худородный Бусико достиг высших постов в государстве.

Монарху Кипра не требовалось доказывать свою знатность или делать карьеру. Однако Гуго IV Лузиньян наверное, одним из первых понял силу, которую образование и наука придают королю и его власти, их вес в деле укрепления его авторитета внутри страны и на международной арене. Недаром историческая память долгое время хранила истории, акцентирующие масштаб личности Гуго IV, его авторитет в кипрском и европейском обществах. Этьен де Лузиньян пишет просто: Гуго IV "уважали все"[1857]. Двор Гуго IV Лузиньяна становится одним из культурных центров Леванта, центром притяжения интеллектуальной элиты как из Западной Европы, так и Византии и арабского Востока, местом, где нашли благодатную почву раннегуманистические идеи XIV в. Гуго IV Лузиньян стал латинским королем-крестоносцем нового типа, сочетающим в себе традиционную доблесть рыцаря и набожность крестоносца с мудростью, образованностью, талантом правителя нового времени[1858].

Делом жизни преемника Гуго IV, его сына Пьера I Лузиньяна была война с Египтом, которая поглотила материальные и людские ресурсы государства, оттянув их в том числе от культуры. Этот король не предстает перед нами как созидатель и интеллектуал. Однако, как и при Гуго IV, при дворе Пьера I находятся как византийцы, вносившие в придворную жизнь эллинистическую культуру, так и европейцы. Приближенным и советником короля, участником всех его военных экспедиций был византийский аристократ Иоанн Ласкарь Калофер[1859]. Одновременно соратниками короля были выдающиеся представители французской культуры XIV — начала XV вв.: поэт и композитор Гийом де Машо и политик, дипломат, воин, поэт и писатель Филипп де Мезьер. Первый прославил имя кипрского короля в поэме "Завоевание Александрии"[1860], второй — поставил в пример и назидание личность и деяния Пьера I Лузиньяна французским королям Карлу V и Карлу VI[1861]. Художественное слово Гийома Машо донесло величие подвига кипрского короля до сознания каждого образованного европейца, превратив его в