Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

не над подданными, но у своих подданных подданный, и чаю, редко такого дурачка можно сыскать и между простых людей… того ради сам ни в какие дела вступать не изволит, но во всем положился на наместника, Ехтма-Девлета, который всякого скота глупее, однако у него такой фаворит, что шах у него изо рта смотрит и то делает, что тот велит…» Вывод из наблюдений Волынского был тот, что царь может безо всякого риска пощипать каспийские владения Персии.

Вернувшись в Россию, Волынский получил чин генерал-адмирала и был назначен астраханским губернатором. С этих пор он постоянно напоминал Петру о возможности действовать на Кавказе оружием, а не политикой. Сразу после Ништадтского мира возник и удобный повод к войне: лезгины напали на Шемаху, где в то время находились русские купцы, и стали грабить всех без разбору, убили нескольких русских и захватили товаров на полмиллиона рублей. Волынский предупреждал, что, если царь теперь не вмешается, Кавказ отойдет к туркам и «тогда вашему величеству уже будет трудно не токмо чужого искать, но и свое отбирать».

Петр отвечал: «На оное ваше мнение ответствую, что сего случая не пропустить зело то изрядно, и мы уже довольную часть войска к Волге маршировать велели на квартиры, отколь весной пойдут в Астрахань».

Волынский настаивал на привлечении к войне с Персией Грузии и Кабарды, но Петр, памятуя свой печальный опыт союза с Молдавией и Валахией, проявлял осторожность: «Что же вы пишете о принце грузинском, оного и прочих христиан, ежели кто к этому делу желателен будет, обнадеживайте, но чтоб до прибытия наших войск ничего не зачинали (по обыкновенной дерзости тех народов), а тогда поступали бы с совету».

Пока шла переписка, стало известно, что афганцы, восстав против Гуссейна, разбили персидское войско и овладели Исфаханом. Гуссейн был низложен, вместо него на престол взошел его сын Тахмасы-Мирза. Лезгины, стремясь избежать возмездия за разграбление Шемахи и убийство русских купцов, искали покровительства султана. Нужно было предупредить появление турок на Кавказе.

Петр заторопился. В начале мая 1722 года из Москвы выступили гвардейские полки. За ними выехали Петр с Екатериной в сопровождении Апраксина, Толстого и других вельмож. В Коломне царь со свитой сели на суда и поплыли в Астрахань. Несмотря на спешку, любопытство Петра брало верх, так что путешествие растянулось на целый месяц: царь останавливался в каждом городке и вникал во все мелочи местного управления и быта — писал указы об усовершенствовании крестьянских изб, об изменении конструкции волжских судов, об улучшении торговли… Он стал первым русским государем, посетившим Казань, интересовался казанскими верфями, церквями, монастырями, осмотрел казенную прядильную фабрику и, найдя, что работает она слабо, вполсилы, да и товар выпускает неважный — не в пример процветающей по соседству частной фабрике, — тут же и передал казенную фабрику предприимчивому купцу. В Саратове, на борту своей галеры, он встретился с семидесятилетним калмыцким ханом Аюкой. Екатерина подарила жене хана золотые часы, усыпанные бриллиантами; хан в ответ согласился послать своих калмыков в каспийский поход.

В Астрахани царь пробыл еще месяц, заканчивая последние приготовления к походу. К персидской границе стянулись значительные силы: пехоты считали 22 000, конницы 9000, матросов 5000; к регулярным войскам присоединилось 16 000 казаков и 4000 калмыков. Пока подходили войска, Петр наблюдал за промыслом белуги — ее сероватую икру русские считали лакомством и предпочитали есть сами, тогда как черную осетровую без сожаления вывозили в Европу.

27 июля, в день Гангутского сражения, русские войска высадились на побережье в Аграханском заливе. Петр сошел на землю первым — его доставили на берег на доске четыре гребца, так как шлюпки застряли на мелководье. Царь тут же решил, что всем офицерам, не бывавшим раньше на Каспии, следует искупаться в море, и сам подал пример, приказав погрузить доску, на которой сидел, в воду.

Дождавшись конницы, которая много потерпела в степном походе, и разослав воззвания к окрестным народам, царь двинулся к Дербенту по узкой береговой полосе, зажатой между морем и скалами. По пути произошла всего одна стычка с местными горцами — русские сожгли селение, князек которого распорол грудь трем казакам, приехавшим к нему с царским манифестом. Петра поразило мужество горцев: они бились в одиночку и, когда у них кончались патроны, орудовали кинжалами. Впрочем, им удалось убить всего пятерых драгун и семерых казаков, тогда как русские напластали человек с шестьсот.

Прочие князьки выказали повиновение. В Тарках местный мусульманский князь в знак доверия привел в русский лагерь всех своих жен и наложниц. Екатерина поместила их в свой шатер и приглашала офицеров полюбоваться прекрасными гуриями.

15 августа, в Успеньев день, Петр и Екатерина слушали всенощную в походной церкви и после богослужения положили по камню на том месте, где стоял алтарь. То же самое сделали и солдаты, и в память об этом событии на месте церкви вырос каменный курган.

Спустя двенадцать дней армия подошла к Дербенту, который, по преданию, основал Александр Македонский. Сопротивления не было: дербентцы были рады обрести защитников от разбойных набегов лезгин. Дербентский наиб, выйдя навстречу царю за версту от городских ворот, пал на колени и поднес Петру на подушке из персидской парчи серебряные ключи от города. Когда Петр подъехал к кизлярским воротам, внезапно случилось несколько слабых толчков землетрясения. Наиб льстиво заявил царю, что его могущество поколебало стены Дербента.

Конечной целью похода была Шемаха, под стенами которой Петра дожидалось войско грузинского царя Вахтанга VI. Но проходили дни томительного ожидания, а царской армии все не было. «А мы по сие время здесь стоим и не знаем, что делать», — сокрушался Вахтанг. Причиной задержки русской армии были жара и бескормица. Солдаты изнемогали от невыносимой духоты и нещадного пекла. Сам Петр обрил голову и днем ходил в шляпе с широкими полями, а холодными вечерами надевал парик, сделанный из собственных волос. Екатерина последовала его примеру — остригла волосы, а вечером появлялась в гренадерском кивере. Вообще она вела себя как настоящая офицерская жена, ничуть не затрудняясь делать верхом двойные и тройные переходы, жить в палатке и спать на жесткой постели. Она верхом делала смотры войскам, во время которых раздавала солдатам из собственных рук по стакану водки. Ей случалось вмешиваться и в распоряжения мужа. В сильную жару Петр давал приказ выступать в поход, между тем как сам засыпал, в ожидании вечерней прохлады, а просыпаясь, видел иногда, что ни один человек не двинулся с места. «Какой же генерал отменил мое приказание?» — сурово спрашивал он. Екатерина