Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

не хотел ничего уступать, кроме Финляндии, и особенно воевать против Дании, — только против Ганновера. Оберегая свой нос от дальнейших покушений, Остерман предупредил Герца, что если в декабре они не заключат соглашения, то переговоры будут прерваны.

Герц опять поехал в Швецию.

Петр в письмах Остерману живо интересовался о шведском короле, которого не видел ни разу в жизни. Остерман передавал в ответ то, что слышал от Герца, — что хотя король совершенно облысел, сохранив только за ушами жидкие седые волосы, но не утратил ни воинственного пыла, ни привычки к суровой жизни: встает в час ночи и до рассвета носится верхом по освещенным луной равнинам; питается черным хлебом и пшенной кашей, пьет одну воду. В одном письме Остерман предупреждал царя, что на переговорах не учитывается вероятность того, что некому будет подписывать мирный договор, так как шведский король «по своей безрассудной храбрости рано или поздно будет убит или свернет себе шею на галопе».

Между тем Карл серьезно готовился к «сорока годам войны», чтобы вернуть Швеции утерянные земли. Короля не волновало, что в обезлюдевших деревнях пустовали дома, необработанные за неимением рабочих рук поля зарастали травой, в горных шахтах не было более слышно стука молотка, в плавильных печах не зажигался более огонь, пусты были рынки и амбары, пусты гавани, где вместо высокобортных кораблей из Англии и Голландии лежали убогие лодки местных рыбаков… Не опасаясь больше русского десанта у себя в тылу, Карл сосредоточивал силы против принадлежавшей Дании Норвегии, которая была нужна ему в качестве плацдарма для дальнейших операций против Англии.

В декабре 1718 года шведские войска осадили пограничную норвежскую крепость Фридрихсгалл. Окоченевшие от холода шведы принялись рыть в мерзлой земле траншеи, охватывая ими город.

11 декабря, поздно вечером, Карл в сопровождении нескольких офицеров вышел посмотреть, как идут осадные работы. При свете луны, озарявшем серебристо-синеватым блеском окрестные снега, шведы вели с осажденными вялую перестрелку. Карл поднялся по вырытым в земле ступеням наверх траншеи и оперся грудью на бруствер, подперев ладонью подбородок. Сопровождавшие умоляли его спуститься, но он отвечал приказанием оставить его в покое. Так прошло несколько минут. Офицеры вполголоса переговаривались; их лица находились почти на уровне королевских ботфорт, стоявших на земляной ступеньке. Внезапно наверху раздался короткий хлюпающий звук, на который поначалу никто не обратил внимания. Король продолжал стоять в той же позе. Королевская свита встревожилась только тогда, когда Карл не откликнулся на очередной призыв спуститься вниз. Офицеры потянули за ноги податливое тело — и король рухнул на них. Из зияющей дыры на его левом виске хлестала кровь, правый глаз выпал из глазницы от удара картечной пули…

На шведский престол взошла сестра Карла, Ульрика Элеонора. Герц был немедленно арестован и казнен.

Известие о смерти Карла ошеломило Петра. За восемнадцать лет он привык чувствовать незримое присутствие этого невидимого спутника своей жизни, соотносить с ним свои планы и замыслы. На глаза царя навернулись невольные слезы. Он вытер их со вздохом: «Ах, брат Карл! Как мне тебя жаль!» При русском дворе был объявлен недельный траур.

Переговоры на Аландских островах прервались.

Мир ускользал от Петра на государственном поприще; никак не мог царь обрести его и в семье. После смерти Алексея Екатерина старательно отводила мужнин взор, отуманенный кровью, на умилительную картинку семейного счастья; писала Петру: «Прошу, батюшка мой, обороны от Пиотрушки (сына, Петра Петровича. — С. Ц.), понеже немалую имеет он со мною за вас ссору, а именно за то, что когда я про вас помяну ему, что папа уехал, то не любит той речи, что уехал; но более любит то и радуется, как молвишь, что здесь папа».

Папа, бывший в это время в Ревеле, послал маме и Петруше пучок своих остриженных волос. Екатерина благодарила и сообщала, что «оный дорогой наш шишечка часто своего дражайшего папу упоминает… и непрестанно веселится мунштированием солдат и пушечною стрельбою…». Этих забав не любил Алексей, и Екатерина неспроста упоминала про них.

Эту идиллическую картинку безжалостной рукой смазала смерть. В апреле 1719 года наследник внезапно заболел и умер в возрасте трех с половиной лет. Петр был потрясен, в отчаянии бился головой о стену и на трое суток заперся в своей спальне. Все это время он неподвижно лежал на кровати, ничего не ел и не разговаривал с приближенными, которые через дверь пытались окликать его. Хотя Екатерина и сама была вне себя от горя, отчаяние мужа испугало ее. Она стучала в дверь спальни, звала его — все тщетно. В конце концов вызволить царя из добровольного заточения взялся сенатор князь Яков Долгорукий. Приведя под дверь царской спальни Сенат в полном составе, он постучался; за дверью продолжала царить недобрая тишина. Тогда Долгорукий, возвысив голос, сказал, что пришел с Сенатом, и если государь тотчас не отопрет дверь, то они выломают ее.

За дверью послышалось движение, ключ в замке повернулся, и в дверном проеме показался бледный Петр.

— В чем дело? Зачем вы тревожите меня?

— Затем, — смело ответствовал Долгорукий, — что из-за твоей безмерной и бесполезной скорби по всей стране растет нестроение.

Петр со вздохом повесил голову.

— Ты прав…

Он вышел из комнаты, подошел к заплаканной жене и мягко обнял ее.

— Мы горевали слишком долго. Не будем больше роптать против воли Божьей.

Подбежавшие дочери — Анна и Елизавета — со слезами обняли отца.

***

Войне на Балтике не было видно конца. Но теперь вместо старого, непримиримого, хотя в общем-то уже бессильного врага — Швеции у России появился новый противник — ганноверский курфюрст и английский король Георг I. Этот пожилой коротышка (в 1714 году, в момент вступления на английский престол, ему было пятьдесят четыре года) с очень белой кожей и голубыми глазами навыкате получил корону Великобритании в силу своего дальнего родства с английским королевским домом — его мать приходилась внучкой Якову I Стюарту. Бюргер по своим вкусам и солдафон по своим привычкам, которые он приобрел, командуя ганноверскими войсками в войне за испанское наследство, Георг предпочитал своим новым подданным, испорченным Конституцией и парламентскими дебатами, добрых дисциплинированных немцев. Свой новый титул и огромные ресурсы Британской империи он использовал для сохранения и расширения своих ганноверских владений.

Пока Бремен и Верден находились в руках у шведов, Георг помогал Петру, — правда, только в качестве курфюрста Ганноверского. Русский посол в Копенгагене князь Василий Долгорукий так разъяснял царю эту сложную ситуацию: «Хоть английский король и объявил войну шведам, но только как курфюрст Ганноверский, а английский флот вышел в