Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

беспокоился о том, чтобы никто в парадизе не узнал о мирном договоре прежде него, ибо считал, что честь объявить весть о мире принадлежит ему по праву. Остерману он повелевал: «Сие известие мне первому привезть в Петербург, понеже не чаю, кто б более моего в сей войне трудился, и для того сему никому являться не велите, кроме меня. Також, чтоб и партикулярных писем с конгресса о том никуда ни от кого не было от наших людей».

А пока он развлекался. 10 сентября устроил в столице маскарад на венецианский лад с участием князя-папы Бутурлина и всего всешутейшего собора. Большое удовольствие доставила ему переправа процессии через Неву — в Почтовый дом, где всех ждало угощение. На берегу реки князя-папу и кардиналов ожидал плот — необычное сооружение, состоящее из двенадцати пустых, хорошо закупоренных бочек, связанных парами. На бочках были закреплены ушаты, в которых расселись кардиналы. Впереди них на таких же бочках был установлен огромный котел, доверху наполненный пивом, а в нем, в деревянной чаше, плавал князь-папа. На краю котла сидел Бахус и, пока шла переправа, беспрестанно черпал пиво и вливал себе в глотку. Рядом на лодке, сделанной в виде морского чудовища, ехал Нептун, который время от времени трезубцем поворачивал в котле чашу с князем-папой. Когда же Бутурлин, наконец, причалил к берегу, по приказу царя к нему подошли маски, словно желая помочь старику сойти на землю, — и вместо этого с головой окунули его в пиво при общем хохоте и яростных ругательствах сопротивляющегося князя-папы.

На пиру развлекались тем, что щекотали молодого князя Трубецкого, — тот ревел, как теленок, которого режут, а старому князю Головину, чрезвычайно любящему сладкое желе, напихали его в рот целый поднос зараз.

14 сентября Петр уехал в Выборг осмотреть пограничные территории, которых требовали шведы. Здесь его и застал курьер с заветным письмом от Остермана. Летний урок оказался для шведов достаточен. Русский десант высадился в ста милях от Стокгольма, сжег три города, девятнадцать приходов и пятьдесят деревень. Это стало последней каплей — шведы согласились на все условия. Россия оставляла за собой навечно Ливонию, Эстляндию, Ингрию и Карелию — до Выборга; остальные захваченные земли возвращала Швеции. Стороны обязались отпустить всех пленных.

К письму Остермана был приложен пакет с экземпляром мирного договора, о котором барон писал: «Мы оной перевесть не успели, понеже на то время потребно б было, и мы опасались, дабы между тем ведомость о заключении мира не пронеслась». Петру стоило больших усилий тотчас же не поделиться новостью с окружающими. Уединившись, он прочитал текст трактата и, довольный, сделал на полях помету: «Все ученики науки в семь лет оканчивают обыкновенно; но наша школа троекратное время была, однакож, слава Богу, так хорошо окончена, как лучше быть невозможно».

На следующее утро царская яхта влетела в Неву, паля изо всех пушек; на палубе грохотали барабаны и гремели трубы. На причале у Троицкой площади мигом собралась толпа, стали подъезжать государственные чины. Царь ступил на землю и в промежутке между залпами возвестил о причине радости — в ответ раздались приветственные крики, поздравления, шапки полетели в воздух… Сопровождаемый толпой, Петр направился к Троицкой церкви помолиться. После службы Апраксин и прочие генералы попросили государя принять чин полного адмирала. Петр счастливо улыбнулся. Лучшая награда!

Весь день при звуках труб и литавр трубачи и драгуны в белых шарфах через плечо, державшие в руках перевитые лавровыми ветвями древки знамен с белыми полотнищами, разъезжали по улицам Петербурга, объявляя о заключении мира. Посреди запруженных народом улиц выкатывали бочки с вином и пивом. Петр взошел на помост, наскоро сколоченный на Троицкой площади, и прокричал в неистовствующую от восторга толпу:

— Здравствуйте и благодарите Бога, православные, что толикую долговременную войну всесильный Бог прекратил и даровал нам со Швецией счастливый вечный мир! Сия радость превышает всякую радость для меня на земле!

С этими словами он поднял кубок с вином — за здравие российского народа. Ему ответил громовой крик: «Да здравствует государь!» Шеренги солдат, выстроившиеся вокруг помоста, палили из мушкетов в воздух, орудия Петропавловской крепости производили оглушительные залпы.

Две недели ушло на подготовку невиданных торжеств, которые начались в октябре и продолжались целый месяц. Они открылись придворным маскарадом. Забыв о годах и недугах, Петр веселился от души, плясал на столах и горланил песни. Правда, порой, посреди веселья, он сникал, устало поднимался из-за стола и шел вздремнуть на яхту; возвратившись через пару часов, он с удовольствием обнаруживал, что вино льется рекой и шум стоит ужасный, и вновь присоединялся к пирующим. Целую неделю придворные не снимали масок и карнавальных нарядов — гуляли, ели, пили, танцевали, валились замертво от вина и усталости и, проснувшись, принимались за все сначала.

Как обычно, царь не удержался от непристойного фарса, грубо вторгшегося в торжества, — женитьбы князя-папы Бутурлина на вдове Зотова. После грандиозной попойки, во время которой гостей опаивали из сосудов, имевших форму мужского срама, молодых уложили спать в воздвигнутой перед Сенатом пирамиде; пьяная толпа через особые отверстия в стенах пирамиды могла любоваться зрелищем брачной ночи.

31 октября Петр явился в Сенат и объявил, что в благодарность за Божию милость, даровавшую России победу, он прощает всех преступников, сидящих в тюрьмах, кроме убийц, и слагает с подданных недоимки, накопившиеся за восемнадцать лет. На другой день Сенат, Синод и генералитет собрались в Троицком соборе. Петр руководил богослужением, пел со священниками и отбивал такт ногой. После обедни зачитали статьи мирного договора. Затем Феофан Прокопович в пышной речи восславил дела царя, «едиными неусыпными трудами и руковождением» которого «мы, ваши верные подданные, из тьмы неведения на феатр славы всего света и, тако рещи, из небытия в бытие произведены и в общество политичных народов присовокуплены», а канцлер Головкин от имени Сената, Синода и генералитета дерзнул просить государя о принятии им титулов Отца Отечества, Великого и Императора Всероссийского, — «как обыкновенно у римского Сената за знатные дела императоров их такие титулы публично им в дар приношены». Петр кивком подтвердил, что соблаговоляет принять титулы.

— Виват, виват, виват Петр Великий, Отец Отечества, Император Всероссийский! — провозгласил Головкин. Этот крик подхватили министры и генералы в соборе, а следом за ними войска и народ на площади, раздался звон колоколов, загремели трубы и барабаны, крепость салютовала пушечными выстрелами.

Выйдя из собора, царь возглавил шествие к Сенату, где в большой зале были накрыты столы на тысячу человек. Тут его поздравили голштинский герцог и иностранные послы. Обед прошел под