Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

Действительно, с 1714-го по 1718 год адмирал Норрис ежегодно входил с английской эскадрой в Балтийское море и пассивно курсировал вдоль берегов Швеции.

Все эти годы Георг боялся, что Карл поддержит якобитское вторжение в Англию, которое деятельно готовилось приверженцами Стюартов на континенте. Но с гибелью Карла эти страхи отпали, а Бремен и Верден уже находились в руках Георга. Теперь главную угрозу Ганноверу Георг усматривал в растущей военной мощи России. У него возник план общебалтийского союза, направленного против царя. И прежде всего Георг стремился не дать России окончательно добить Швецию; последней, по его плану, нужно было оставить достаточно сил, чтобы противостоять царю. За помощь в войне с Россией Швеция должна была уступить союзникам все свои германские владения, зато ей обещали помочь вернуть все, что отнял у шведской короны Петр, за исключением Петербурга, Нарвы и Кронштадта.

К сколачиваемому Георгом антирусскому союзу присоединились Август и Фредерик. Дольше других ломался прусский король Фридрих Вильгельм, который чувствовал себя весьма неловко, ведь он объявлял себя другом Петра. Однако, соблазненный Штеттином, он дал свое согласие на войну против России. Для успокоения совести он сам известил царя о своем решении и написал обращение к потомкам, каясь в своем вероломстве и заклиная их не идти по его стопам и не предавать друзей ради сиюминутных политических выгод.

Новую расстановку сил на Балтике должна была обеспечить все та же эскадра адмирала Норриса, которому было приказано поменять местами исторических друзей и врагов Англии. В июле 1719 года Норрис бросил якорь неподалеку от Стокгольма. Королева Ульрика Элеонора объявила, что принимает предложения Георга. Петр в ответ изгнал английского резидента из парадиза.

Напугать царя не удалось. Петру не впервой было добиваться мира с оружием в руках. Главный удар он по-прежнему нацеливал против Швеции как наиболее важного и вместе с тем самого слабого члена направленной против него коалиции. В мае 1719 года из Петербурга и Ревеля к берегам Швеции отплыл 30-тысячный галерный десант под командованием адмирала Апраксина и вице-адмирала Петра Алексеева.

4 июня семь русских линейных кораблей настигли три шведских фрегата и после восьмичасового боя захватили их. Петра распирало от гордости: это не абордаж, как при Гангуте, — настоящая морская победа!

Спустя две недели русская эскадра достигла Аландских островов. Туман и штиль заставили линейные корабли стать на якорь, но галеры Апраксина двинулись дальше. В течение пяти недель русский десант опустошал восточное побережье Швеции, разорив восемь городов и свыше тысячи сел и деревень. После гибели короля боевой дух шведской армии заметно упал: теперь уже русским случалось обращать в бегство вдвое превосходящие силы врага. Высаженный с галер специальный казачий корпус совершил даже набег на Стокгольм, но был отбит его гарнизоном.

В середине августа Апраксин повернул назад, подбирая по пути высаженные на берег отряды, и к концу августа отплыл домой, отягощенный добычей.

Осенью Петр направил в Стокгольм Остермана проведать, как запомнился шведам летний урок. Однако вид гарцующих казаков под стенами столицы только озлобил шведов. Ульрика Элеонора и Сенат были согласны говорить о мире только после возвращения Швеции Финляндии и Ливонии.

Весной 1720 года грозные эскадры британского флота стали одна за другой входить в воды Балтики для устрашения царя. Ульрика Элеонора отреклась от престола в пользу своего мужа Фридриха, принца Гессен-Кассельского, решительного сторонника войны. В мае Норрис привел в воды Балтики самую мощную эскадру — 31 военный корабль. Русскому посланнику в Лондоне Веселовскому было заявлено, что от русских самих зависит, принять ли английского адмирала как друга или как врага.

Норрис направился в Ботнический залив, чтобы помешать новому опустошению шведских берегов, но скоро обнаружил, что его судам грозит участь шведского флота — подводные камни, мели, туманы и переменчивые ветры делали русские галеры неуязвимыми для английской эскадры. Поэтому адмирал повернул к Ревелю, где базировался русский флот. Однако, подойдя к порту, он счел, что линия береговых бастионов слишком прочна, и отвел свои корабли к побережью Швеции.

Тем временем в тылу у Норриса галеры Апраксина вновь подобрались к шведским берегам и высадили десант. Над городами, хуторами, поселками и заводами опять поднялись столбы черного дыма. Завидев корабли Норриса, русские галеры прижались к берегу и ускользнули от неприятной встречи. Норрис благоразумно не стал преследовать их (возможно, он не особенно усердствовал, памятуя царское гостеприимство на копенгагенском рейде). Зато шведская эскадра из восьми кораблей, погнавшаяся за галерами, села на мель около острова Гренгам и была захвачена Апраксиным. Петр смеялся: славно, куда как славно господа англичане шведов оборонили — как их землю, так и флот!

Георг бессильно злобствовал. Более глупого положения нельзя себе представить — лучшие морские силы Англии вышли в море, а какие-то допотопные галеры на их глазах терзают союзника! В парламенте росла оппозиция королю. Первый министр Роберт Уолпол полагал, что войн надо по возможности избегать, а торговлю развивать. Англичане благожелательно взирали на Петра, который, несмотря на враждебные маневры эскадры Норриса, не притеснял английских купцов в России и позволял английским торговым кораблям свободно плавать по Балтийскому морю. В конце концов, какое дело Джону Буллю до Ганновера! Да и дорого каждый год кататься во всеоружии по Балтике.

Еще быстрее Георга сообразил, что надо идти на мировую, шведский король Фридрих. Вынужденное миролюбие короля подстегнуло известие, что наследник голштинского престола Карл Фридрих, памятуя наставления покойного Герца, приехал в Петербург, обласкан царем и просит руки одной из царевен. А ведь Карл Фридрих, как двоюродный племянник Карла XII, имел веские права на шведский престол! Фридрих Шведский понял, что только мир может обеспечить ему спокойствие на троне.

28 апреля 1721 года в финском городке Ништадте начались мирные переговоры. Россию вновь представлял Остерман, успевший к тому времени сделаться бароном. Стороны сразу удивили друг друга: шведы русских тем, что рассчитывали на более легкие условия, чем те, которые выдвигались царем на Аландском конгрессе; русские шведов — тем, что требовали навечно Ливонию, хотя ранее соглашались на ее сорокалетнюю оккупацию. На этот раз Петр не шел ни на какие уступки. «Я знаю свой интерес, — говорил он французскому посланнику Кампредону, пытавшемуся выступить посредником в переговорах. — Оставить шведов в Ливонии — значит пригреть змею на груди».

Переговоры застопорились. Летом к берегам Швеции поплыл новый русский десант.

Петр был уверен, что теперь мир не за горами, и больше всего