Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

скажет? Потрясенный, Алексей, ощущая могильную тяжесть в груди, забормотал, что да, он припоминает, как ему случалось помянуть батюшку недобрым словом, — но это оттого, что пьян был и себя не помнил; а что желал наследовать, так это потому, что слыхал, будто в народе его любят… Язык не слушался его, Алексей сбивался, путался в словах и наконец, зарыдав, повалился в ноги Петру. Он виноват, он слезно кается в своих грехах, но ведь батюшка обещал простить его… Ослепленный яростью взгляд царя сделался почти невидящим. Простить? Обещал? Ну нет, он и так слишком долго нянчился с ним!

Алексей был арестован и посажен в Трубецкой раскат Петропавловской крепости. Но еще восемь дней Петр не решался приступить к расправе. По нескольку часов ежедневно простаивал он на коленях перед распятием, моля Господа наставить его, как поступить, чтобы спасти свою честь и не навредить благополучию страны. Но ожесточенное сердце царя было закрыто для восприятия Божественных глаголов. Так и не дождавшись Господнего откровения, Петр повел дело как обычно — своим умом. Да, он дал сыну слово, и оно связывает ему руки. Что ж, в таком случае приговор ему вынесут другие. Его будут судить. Судить как изменника.

12 июня было обнародовано объявление духовенству, генералитету, сенаторам и министрам: «Понеже вы ныне уже довольно слышали о малослыханном в свете преступлении сына моего против нас, яко отца и государя своего, и хотя я довольно власти над оным по Божественным и гражданским правам имею… учинить за преступление по воле моей, без совета других; однакож боюсь Бога, дабы не погрешить; ибо натурально есть, что люди в своих делах меньше видят, нежели другие в них. Також и врачи: хотя б и всех искуснее который был, то не отважится свою болезнь сам лечить, но призывает других. Подобным образом и мы сию болезнь свою вручаем вам, прося лечения оной, боясь вечной смерти. Ежели б один сам оную лечил, иногда бы, не познав силы в своей болезни, а наипаче в том, что я, с клятвою суда Божия, письменно обещал оному своему сыну прощение и потом словесно подтвердил, ежели истинно скажет. Но хотя он сие и нарушил утайкою наиважнейших дел, и особливо замыслу своего бунтовного против нас, яко родителя и государя своего, но однакож, дабы не погрешить в том, и хотя его дело не духовного, но гражданского суда есть… однакож мы, желая всякого о сем известия и вспоминая слово Божие, где увещевает в таких делах вопрошать и чина священного о законе Божии… желаем и от вас, архиереев и всего духовного чина, яко учителей слова Божия, не издадите каковой о том декрет, но да взыщите и покажете о сем от Священного Писания нам истинное наставление и рассуждение, какого наказания сие богомерзкое и Авессаломову прикладу уподобляющееся намерение сына нашего по Божественным заповедям и прочим Священного Писания прикладам и по законам достойно… В чем мы на вас, яко по достоинству блюстителей Божественных заповедей и верных пастырей Христова стада и благожелательных Отечества, надеемся и судом Божиим и священством вашим заклинаем, да без всякого лицемерства и пристрастия в том поступите».

Неохотно приступили духовные власти к этому делу. Вот ведь сколько лет царь не спрашивал мнения духовенства о своих делах, а тут вдруг требует совета, и для чего — чтобы их устами осудить собственного сына!

Архиереи ответили уклончиво. 18 июня духовный суд представил царю Рассуждение с выписками из Ветхого и Нового Завета, гласившее об обязанности детей повиноваться родителям. Государь волен поступить как ему будет благоугодно. Захочет казнить сына — на то есть образцы и оправдание в Ветхом Завете. В 21-й главе Исхода и в 20-й Левита говорится: «Кто злословит отца своего или свою мать, того должно предать смерти». Второзаконие подтверждает это: «Если у кого будет сын буйный и непокорный, не повинующийся голосу отца своего и голосу матери своей, и они наказывали его, но он не слушает их, — то отец его и мать его пусть возьмут его и приведут к старейшинам города своего и к воротам своего местопребывания и скажут старейшинам города своего: «Сей сын наш буен и непокорен, не слушает слов наших, мот и пьяница»; тогда все жители города его пусть побьют его камнями до смерти». Так что дело это подлежит суду гражданскому, а не церковному. Ну а ежели государь благоволит помиловать свое чадо, то имеет образ самого Христа, который принял кающегося блудного сына и отпустил жену, по закону побиения камнями достойную; Он же сказал: «Милости хочу, а не жертвы». Впрочем, как говорит Священное Писание, «сердце царево в руце Божией есть; да изберет тую часть, амо же рука Божия того преклоняет». Духовные судьи не напомнили, однако, царю его обещаний помиловать сына и простить ему все.

Решением духовного суда Петр остался недоволен. Ловко выкрутились долгие бороды! Ста двадцати семи судьям гражданского Верховного суда — высшим сановникам государства — он напомнил: «Прошу вас, дабы истиною сие дело вершили, чему достойно, не флатируя (или не похлебуя) мне и не опасаясь того, что если сие дело легкого наказания достойно, и когда вы так учините осуждением, чтоб мне противно было, в чем вам клянуся самим Богом и судом Его, что в том отнюдь не опасайтеся, також и не рассуждайте того, что тот суд ваш надлежит вам учинить на моего, яко государя вашего, сына; но несмотря на лицо, сделайте правду и не погубите душ своих и моей, чтоб совести наши остались чисты в день страшного испытания и Отечество наше безбедно!»

Допрос Алексея происходил в зале Сената. Его оправдания были признаны неудовлетворительными. Гражданские судьи объявили царевичу, что хотя и опечалены его поведением, но обязаны исполнить свой долг и, невзирая на то что он сын их всемилостивейшего государя, допросить его «по принятой форме и с необходимым розыском». Алексей побледнел. Эти слова означали, что его будут пытать.

19 июня состоялся первый допрос царевича с применением пытки. Писарь гарнизонной канцелярии оставил в этот день в гарнизонном журнале лаконичную и бесстрастную запись: «Его царское величество и прочие господа сенаторы и министры прибыли в гарнизон пополуночи в 12-м часу, в начале, а именно светлейший князь (Меншиков. — С. Ц.), адмирал (Апраксин. — С. Ц.), князь Яков Федорович (Долгорукий. — С. Ц.), генерал Бутурлин, Толстой, Шафиров и прочие; и учинен был застенок, и того ж числа пополудни, в 1-м часу, разъехались». Итак, пытка длилась более двенадцати часов. За это время Алексей получил двадцать пять ударов кнутом. Однако