Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин

направил Тито жесткую телеграмму: «Вы считаете нормальным такое положение, когда Югославия, имея договор о взаимопомощи с СССР, считает возможным не только не консультироваться с СССР о посылке своих войск в Албанию, но даже не информировать СССР об этом в последующем». СССР не может нести ответственность за последствия таких действий. Хотя после протеста Лаврентьева отправка войск была остановлена, Молотов все равно заявил, что «между нашими правительствами имеются серьезные разногласия в понимании взаимоотношений между нашими странами, связанными между собой союзническими отношениями». Тито был шокирован этой телеграммой и тут же сообщил Лаврентьеву, что признает ошибку и больше ее не повторит. На что Лаврентьев предъявил следующее заготовленное в Москве обвинение – подписание болгарско-югославского соглашения 1947 года[1080].

1 февраля Молотов пригласил на беседу в Москву проштрафившихся болгарских и югославских товарищей. Болгарскую делегацию возглавил сам Димитров, а югославскую Кардель. Тито не поехал каяться лично, что лишь усилило недоверие к нему в Москве. Молотов объяснил Димитрову, что своим заявлением он дал повод Западу говорить о складывании блока на востоке Европы. А это облегчает империалистам работу по формированию своего блока.

Георгий Михайлович Димитров. 1940-е. [РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 260. Л. 1]

Вечером 11 февраля 1948 года Сталин собрал югославских и болгарских представителей. Первым на этом судьбоносном совещании выступил Молотов, который заявил о возникших советско-болгарско-югославских противоречиях, что «недопустимо как с партийной, так и с политической точки зрения». Примером разногласий является подписание югославско-болгарского договора «не только без ведома советского правительства, но и вопреки его точке зрения», потому что Болгария должна была подождать, пока будет урегулирован ее статус в связи с подписанием мирного договора. Молотов пожелал более подробно остановиться на заявлении Димитрова в Бухаресте о создании Восточноевропейской федерации, в которую включалась и Греция, таможенного союза и координации экономических планов между Румынией и Болгарией. Однако Сталин оборвал его: «Товарищ Димитров слишком увлекается на пресс-конференциях – не следит за тем, что он говорит. И все, что он говорит, что говорит Тито, преподносится за границей так, будто это с нашего ведома». Подставляете советское правительство. Далее Молотов, время от времени поддерживаемый репликами Сталина, продолжил наступление на Димитрова. «Димитров пытался что-то объяснить, оправдаться, но Сталин все время перебивал его, не давая закончить». Сталин возмущался: «Мы узнаем о ваших поступках из газет». Но тут болгарский представитель Коларов сообщил, что проект болгарско-румынского договора направлялся в Москву и не встретил возражений. «Сталин повернулся к Молотову:

– Они присылали нам проект договора?

Молотов, не смутившись, но и не без язвительности:

– Ну да.

Сталин с сердитым смирением:

– Мы тоже совершаем глупости».

Получалось, что часть ответственности за поспешное решение лежало на Молотове. Но это не смягчило сталинскую критику Димитрова: «Вы рванули головой вперед, как комсомолец. Вам захотелось изумить мир, как будто вы все еще секретарь Коминтерна. Вы и югославы никому не даете знать, что делаете, и нам приходится узнавать все на улице. Вы ставите нас перед свершившимся фактом!»

Настала очередь Карделя напомнить, что югославско-болгарский договор, подписанный в Бледе, также был согласован с советским МИДом, причем Молотов внес поправку, предложив сделать соглашение не бессрочным, а двадцатилетним. «Сталин молча и не без укора взглядывал на Молотова, который опустил голову и сжал губы, фактически подтверждая заявление Карделя».

По вопросу о вводе войск в Албанию югославам было труднее оправдываться, так как это решение не было согласовано с Москвой. «Сталин закричал:

– Это может привести к серьезным международным последствиям…» Сталин опасался югославско-греческого конфликта: «Восстание в Греции должно быть свернуто… У них совсем нет перспектив на успех. Вы что думаете, что Великобритания и Соединенные Штаты, Соединенные Штаты, самое могущественное государство в мире, – позволят разорвать их линию связи в Средиземном море! Чепуха»[1081].

Югославов Сталин и Молотов почти не критиковали, но по мнению Джиласа советские лидеры действовали по принципу «бранит дочь, чтобы укорить невестку». При этом Сталин подтвердил свое согласие на создание федерации Югославии, Албании и Болгарии. Однако ему было важно, чтобы все шло в соответствии с его указаниями – сначала пусть объединятся Югославия и Болгария, а потом обе – с Албанией, а не наоборот.

Такое переформатирование идеи федерации не могло понравиться югославскому руководству. Им не давали интегрировать Албанию, зато предлагали равноправное объединение большой Югославии и маленькой Болгарии.

По итогам этого разноса поздно вечером 11 февраля Молотов подписал с Димитровым и Карделем протоколы к советско-югославскому и советско-болгарскому договорам о необходимости консультироваться между собой по всем вопросам международной жизни.

Когда югославская делегация вернулась из Москвы, 19 февраля и 1 марта Тито собрал соратников для обсуждения произошедшего. Анализируя мотивы Сталина, который резко изменил последовательность создания югославско-болгарско-албанской федерации, Тито и товарищи пришли к выводу, что Болгарию им подставляют как «троянского коня» Москвы, средство контроля за КПЮ.

«Можно с достаточной степенью уверенности утверждать, что созванное Тито в его белградской резиденции 1 марта 1948 г. расширенное заседание Политбюро ЦК КПЮ, на котором был заслушан отчет югославских представителей, вернувшихся из Москвы, сыграло ключевую роль в цепи событий, непосредственно приведших к конфликту 1948 г.»[1082], – считает историк Ю.С. Гиренко. Поскольку заседание было секретным, Тито, Кадель, Джилас и другие югославские лидеры высказались весьма откровенно, отстаивая свою политику и критикуя претензии Сталина и Молотова. Тито заявил, что «телеграмма Молотова была довольно грубой», так как реальных разногласий не было. Но, суммировав претензии к советской политике в отношении Югославии, сделал вывод, что «нужно выдержать это давление. Речь идет о независимости нашей страны»[1083]. Один из участников заседания С. Жуйович сообщил подробности заседания советскому послу А. Лаврентьеву. В Москве узнали, что Тито, Кардель, Джилас и другие югославские лидеры – не смиренные ученики, признающие ошибки и с благодарностью принимающие грозные окрики и разносы Москвы, а двурушники, у которых накапливается недовольство, и для которых национальные интересы важнее общих задач социалистического лагеря, управляемого из Москвы.

В ответ Совет министров СССР 18 марта распорядился отозвать из Югославии советских специалистов. А 22 марта Тито, предупредив Москву, но не посоветовавшись с Молотовым, выпустил ноту протеста в ответ на заявление США, Великобритании и Франции о возможности передачи зоны Триеста Италии. По мере углубления конфликта с югославским руководством, 23 апреля Молотов сделал это предлогом разрыва протокола 11 февраля и прекращения сотрудничества с Югославией по внешнеполитическим вопросам. Он столько сил потратил на тонкую игру вокруг Триеста, а прямолинейные действия Тито все срывают… Вот пусть сам теперь бодается с Западом