Читаем вместе с Толстым. Пушкин. Платон. Гоголь. Тютчев. Ла-Боэти. Монтень. Владимир Соловьев. Достоевский - Виталий Борисович Ремизов

«Не светиться, а быть светлым» — эти слова сибирского старца, сказанные задолго до смерти, навсегда запали в душу Толстого.

Об уединении и уходе из мирской жизни

Монтень и Толстой — дворяне. Знали свои привилегии, закрепленные законом, хранили традиции рода, придерживались кодекса чести. Они не только по происхождению, но и по духу были аристократами. Имели свои усадьбы с главным домом для жизни и многими вспомогательными постройками, средства, чтобы содержать себя и свою семью, слуг и работающих на них крестьян.

Тема уединения не была для них некой абстракцией, вокруг которой два философа строили свои замки одиночества. У каждого она прозвучала по-своему.

В старинном замке Монтеня была еще более древняя, чем сам замок, «круглая башня» в четыре этажа, а в ней много комнат, и в одной из них на третьем этаже располагалась библиотека. Она стала тем желанным местом, к которому всегда стремился хозяин. На протяжении многих лет жизни почти каждый день он поднимался в библиотечный зал, чтобы оказаться во власти книг и своих раздумий о жизни скоротечной и вечной, далеком и близком, людях живущих и давно умерших; любил соизмерять эти раздумья с мыслями древних философов, воинов, правителей мира.

А через несколько веков в другой стране и по-другому жил писатель и мыслитель Лев Толстой. И он имел родовые имения, а также небольшой дом в Москве, но нигде не испытывал такого комфорта для творчества, каким одарила судьба Монтеня. Ему хотелось работать в уединении и тиши, но достичь этого не всегда удавалось, и потому постоянно менял место своего кабинета.

Монтень трудился в одиночестве и знал, что никто не нарушит его, никто не посмеет без его согласия прикоснуться к его рукописям, публично озвучить его мысли.

Толстой в последние три десятилетия своей жизни был под рентгеном чужих глаз. Стоило ему выйти из кабинета, как близкие ему люди кидались читать только что написанные им строки. Им не стыдно было без разрешения хозяина прикасаться к таинству его дневников и писем.

Кабинеты Толстого — это малые островки, окруженные огромным пространством семейного, подчас шумного, быта, людского любопытства, а порой и скандалов, вызванных, к примеру, фотографией друга Черткова, которая, как казалось Софье Андреевне, висела не на том месте. В летнее время писатель иногда уединялся в избушке, находившейся в яснополянском лесу Чепыж. В ней он работал над своими произведениями, в ней же в 1881 г. оплакивал смерть Достоевского, а в 1883 смерть Тургенева.

Потребность в уединении есть у каждого человека. Для творческой личности оно одно из условий существования. А с годами, ближе к старости, подобно манне небесной.

«МОЯ МЕЧТА ЖИТЬ В КРЕСТЬЯНСКОЙ ИЗБЕ, ЗАНИМАТЬСЯ КРЕСТЬЯНСКОЙ РАБОТОЙ» (слова молодого Толстого).

1880 г.

1885 г.

1887 г.

1890 г.

1896 г.

1899 г.

1902 г.

1903 г.

1907 г.

До последних дней жизни в Ясной Поляне Л. Н. Толстой совершал верховые прогулки, подчас довольно длительные. 1909 г.

Спальня Толстого. Рядом с писателем его друг и врач Душан Петрович Маковицкий. Вдвоем они тайно ночью 28 октября 1910 г. покинут Ясную Поляну. 1909 г.

Л. Н. Толстой с женой Софьей Андреевной в гостях у сына Сергея Львовича в имении Никольское Вяземское. 20 июня 1910 г.

Игра в русскую игру городки. Ясная Поляна. 1909 г.

Из письма Л. Н. Толстого Михаилу Петровичу Новикову: «… если бы действительно случилось то, чтобы я приехал к вам, то не могли бы вы найти мне у вас в деревне хотя бы самую маленькую, но отдельную и теплую хату…» 24 октября 1910 г.

Монтень в главе «Об уединении» раскрыл все превосходства жизни в уединении. Ему удалось достичь желаемого, и он делился с читателем своим опытом. Толстой с особым вниманием читал эту главу, возможно даже накануне ухода из Ясной Поляны, сделал несколько важных для него пометок. Характер их свидетельствовал о дистанции между ним и Монтенем в понимании непростой проблемы.

Мысль Монтеня о смысле уединения прозвучала в начале главы: «Цель, как я полагаю, всегда и у всех одна, а именно жить свободно и независимо; но не всегда люди избирают правильный путь к ней» (Кн. 1, 217).

Изменив одну форму существования на другую, люди, по мнению Монтеня, часто впадали в самообман, вызванный непониманием сути уединения, ибо оно не смена одной формы жизни на другую, а акт духовного преображения человека, когда «честолюбие, жадность, нерешительность, страх и вожделения не покидают» его с переменой места, а продолжают его преследовать, «нередко даже в монастыре».

Далее Монтень обозначил те трудности, прежде всего психологического характера, которые неизбежно возникнут при переходе от одной формы жизни к другой. Толстой отметил эти суждения загнутым нижним уголком страницы:

«Если не сбросить сначала со своей души бремени, которое ее угнетает, то в дорожной тряске она будет еще чувствительней. <…> Недостаточно поэтому уйти от людей, недостаточно переменить место, нужно уйти и от свойств толпы, коренившихся в нас; нужно расстаться с собой и затем обрести себя заново. <…> Мы волочим за собой свои цепи; здесь нет еще полной свободы — мы обращаем свой взор к тому, что оставили за собой, наше воображение еще заполнено им» (1876, 1, 357 / Кн. 1, 218).

Читая главу далее, Толстой будто пропустил мимо глаз раздумья Монтеня о том, с чем столкнется человек, жаждущий уединения. И этому есть объяснение.

«А раз мы, — размышлял Монтень, — собираемся жить одиноко и обходиться без общества, сделаем так, чтобы наша удовлетворенность или неудовлетворенность зависели всецело от нас; освободимся от всех уз, которые связывают нас с ближними; заставим себя сознательно жить в одиночестве, и притом так, чтобы это доставляло нам удовольствие. <…>

Надо иметь жен, детей, имущество и, прежде всего, здоровье, кому это дано: но не следует