Читаем вместе с Толстым. Пушкин. Платон. Гоголь. Тютчев. Ла-Боэти. Монтень. Владимир Соловьев. Достоевский - Виталий Борисович Ремизов

было, когда он узнал о смерти Достоевского, а позже Тургенева. Пережив вместе со своим героем Иваном Ильичом все перипетии ужаса смерти, он пришел к выводу, что смерти нет, если человек сумел от растительной жизни перейти к духовному преображению.

Мысль о смерти, порой повергавшая его в отчаяние, мучила его с детства. Сама судьба заготовила для него этот сценарий. Смерть была не только вечным спутником жизни Льва Толстого, но и частым гостем в его произведениях, письмах, беседах.

Утрата матери, голоса которой он никогда не слышал (она умерла, когда ему шел второй год жизни, сохранились ее силуэт и дневник наблюдений за поведением детей), отдавалась тоской в его душе даже в старости. Незадолго до 80-летнего юбилея в Дневнике появилась запись:

«Нынче утром обхожу сад и, как всегда, вспоминаю о матери, о „маменьке“, которую я совсем не помню, но которая осталась для меня святым идеалом. Никогда дурного о ней не слышал. И идя по березовой аллее, подходя к ореховой, увидел следок по грязи женской ноги, подумал о ней, об ее теле. И представление об ее теле не входило в меня. Телесное все оскверняло бы ее. Какое хорошее к ней чувство! Как бы я хотел такое же чувство иметь ко всем: и к женщинам и к мужчинам. И можно. Хорошо бы, имея дело с людьми, думать так о них, чувствовать так к ним. Можно. Попытаюсь» (56, 132; курсив Л. Н. Толстого).

Несколькими годами раньше Толстой в своих Воспоминаниях о предках и своем детстве описал то шоковое состояние, которое было вызвано смертью отца.

«Я очень любил отца, но не знал еще, как сильна была эта моя любовь к нему, до тех пор, пока он не умер» (34, 358).

В Записях П. И. Бирюкова, сделанных со слов Л. Н. Толстого, религиозный ужас перед вопросами жизни и смерти соединился с тоской по отцу:

«Смерть отца была одним из самых сильных впечатлений детства Льва Николаевича. Лев Николаевич говорил, что смерть эта в первый раз вызвала в нем чувство религиозного ужаса перед вопросами жизни и смерти. Так как отец умер не при нем, он долго не мог верить тому, что его уже нет. Долго после этого, глядя на незнакомых людей на улицах Москвы, ему не только казалось, но он почти был уверен, что вот, вот он встретит живого отца. И это чувство надежды и неверия в смерть вызывало в нем особенное чувство умиления» (34, 402).

По-разному Толстой пережил смерть рано ушедших из жизни старших братьев — Дмитрия и Николая. Смерть первого всегда была для него упреком, ибо не вызвала в нем должного сострадания.

Настоящее потрясение у Толстого вызвала смерть самого старшего брата Николая Толстого, талантливого человека, чей писательский талант не раскрылся, как считал И. С. Тургенев, из-за отсутствия в нем тщеславия. Именно от Николеньки в детстве Лев услышал легенду о Зеленой палочке. Тот, кто найдет ее на краю оврага в яснополянском лесу и прочитает написанные на ней магические слова, тот откроет тайну, как сделать всех людей счастливыми и никогда не ссорящимися. Мечту о всеобщем братстве и единении Толстой пронес через всю жизнь и одну из поздних статей так и назвал «Зеленая палочка» (1905).

Старший брат Николай умер от чахотки в 1860 г. в возрасте 37 лет на юге Франции, в Йере, на руках Льва Николаевича и сестры Марии Николаевны. 13/25 октября 1860 г., находясь еще в Йере, Толстой записал в своем Дневнике: «Николинькина смерть самое сильное впечатление в моей жизни» (48, 29–30)[224].

После смерти Николеньки — расставание с любимой тетенькой, собственными детьми, друзьями, многие из которых были выдающимися людьми. Казалось бы, Толстой должен был привыкнуть к тому, что неизбежно. Но в жизни все было сложней.

Бунин убеждал своих читателей в том, что «Толстой господином смерти не был, весь свой век ужасался ей, не принимал её». Смерть — частый гость в произведениях Толстого, его дневниках, письмах, беседах с людьми разных возрастов и поколений. Пожалуй, мало кто в литературе сумел подняться до той мощи, которая была присуща Толстому при описании предсмертных ситуаций и самой смерти. Свидетельство тому — запись П. И. Чайковского в его Дневнике от 12 июля 1886 г.:

«Прочел „Смерть Ивана Ильича“. Более чем когда-либо я убежден, что величайший из всех когда-либо и где-либо бывших писателей-художников есть Л. Н. Толстой. Его одного достаточно, чтобы русский человек не склонял стыдливо голову, когда перед ним высчитывают все великое, что дала человечеству Европа»[225].

Через несколько лет композитор обратился к теме жизни и смерти в последней своей симфонии — шестой («патетической»), последняя часть которой — это полная безысходность, как у Тютчева: «И гроб опущен уж в могилу…»

Реальный, живой Толстой постоянно будто уговаривал себя не бояться смерти, пытался сдерживать страдания, приносимые утратой близких людей, но все это давалось ему крайне трудно. Страдания, муки расставания с близкими были сильнее стоических убеждений. Сказывалась его в высшей степени чувствительная натура (сентиментальность в самом точном и высоком смысле этого слова), человечность мудреца и писателя. В подтверждение этих мыслей приведу только два примера, связанные со смертью Ванечки (1895) и любимой дочери писателя Марии Львовны Толстой (1906).

Портрет Ванечки Толстого. Рисунок Т. Л. Толстой. 1894 г.

Ванечка был последним из 13 детей Софьи Андреевны и Льва Николаевича. С его рождением в 1888 г. после многих драматических конфликтов в отношениях между супругами появилась надежда на мир и согласие. Его любили все. Он был редким по доброте и чуткости мальчиком, иногда его мучили мистические предчувствия, и он делился ими с ближними.

Для окружающих это был не ребенок, а ангел. В 7 лет в нем проснулась потребность к сочинительству, сохранился его рассказ «Спасенный такс». Друзья и гости Толстых предрекали ему большое будущее. Но 23 февраля 1895 г. он скоропостижно скончался в возрасте 7 лет от скарлатины.

Каждый из супругов по-своему пережил это горе[226].

Из дневника Л. Н. Толстого. 1895 г.

«Нынче 26 — ночь. 1895. Москва. Похоронили Ваничку. Ужасное — нет, не ужасное, а великое душевное событие. Благодарю тебя, Отец. Благодарю Тебя» (53, 10).

«Нынче 12 Марта 95. Москва.

Так много перечувствовано, передумано, пережито за это время, что не знаю, что писать. Смерть Ванички была для