Давайте помолимся! (сборник) - Аяз Мирсаидович Гилязов

Кто бы мог подумать, что «молодость» снова окажется поперёк дороги? Не одно, так другое заставляет меня вспоминать о прошедшем. Знали бы вы, каких усилий, какой беготни стоило мне получение справки, разрешающей посещение закрытых зон в Армении!.. Ждёшь, что жизнь, наконец-то, улыбнётся тебе… а она лишь ржёт да зубы скалит!»

«Молодость», осторожный намёк Розитиса, жизнь научила его быть внимательным и дальновидным. В один из дней наше общение внезапно оборвалось. Следом за улыбкой – очередное ржание и зубоскальство? Возможно, очень даже возможно!

Клятвенно обещавший писать Гавриил Николаевич Покуль тоже не подавал голоса, вернулся в Киев и затих. Ждал я писем и от Виктора Захарченко, Николая Дария, Эдуардса Бринклиса, Болеслава Мезиса. Почему, интересно, не писал уроженец Арского района, мой приветливый и человечный земляк Ахметзыя?..

После того как в Москве вышла моя книга, меня разыскал Сергей Сергеевич Козлов-Куманский. Если бы из-за повести «Три аршина земли» не началась травля на родной земле, если бы ваш покорный слуга не затих, объятый испугом, разве он не ответил бы на письмо своего лагерного наставника, русского человека, обращавшегося неизменным «родной!» к нему, татарину?! «Молодость, тюремные пути-дорожки», не хочется вспоминать, их, наоборот, хочется забыть, навеки избавиться от тех тяжёлых ощущений! Если начал переписываться с друзьями по прошлой жизни, то невольно будешь вынужден вспомнить всё, заново начнёшь переживать все тяготы и невзгоды. Переписка – пугает! Руки у советской власти длинные, а пальцы будто специально сделаны, чтобы наказывать. А что если эти руки-грабли, насмерть защекотавшие миллионы человек, снова сомкнутся на твоей шее?.. Даже если ты так не думаешь, то отмотавшие долгие сроки в тюрьме, обездоленные, лишённые всяких прав зэки невольно настораживаются, стараются избегать прошлого. Все эти страхи-испуги да настороженности и отвратили нас от переписки. Со временем, прожив много лет, я пришёл именно к такому жёсткому выводу. Думаете, нас, сумевших вернуться из самых чёрных закоулков большевизма, из рабских отстойников, не встречали на местах отчуждённо, настороженно, пугаясь малейшего общения?.. Оставшиеся на воле исподтишочники, боявшиеся слова сказать в защиту своего народа подлизы-лизоблюды к моему возвращению позанимали все тёплые и сытные места…

Подожди, уважаемый читатель, задумайся вместе со мной! Я не хочу, гнусавя размякшим от слёз носом, разжалобить тебя: «Мне всегда и всюду ставили подножки!» Не считаю себя каким-то великим, особым, и белые, и чёрные полосы – все они мои. Не собираюсь ни забывать их, ни выбрасывать на помойку. И не нужно так поступать. Но не могу не сказать о том, что существовали такие слабаки, кто возвышал себя до небес, стараясь унизить других, и не только в моё возвращение, оно и сейчас так обстоит!.. И во время написания этого романа один из слабаков, числящий себя поэтом, крикнул однажды, навонял на всю улицу: «Ты преступник!» Эх, люди-люди, ох, человеки! Сколько отрицательных черт взвалив на плечи, ползём мы к закату вслед за солнцем! Ангелам некуда присесть, нет им места на наших плечах, потому-то и сторонимся мы яркого света, восходящего солнца! И хотя неизменные, неистребимые положительные черты человека были обозначены ещё до нашей эры, мы нисколько не изменились. В качестве доказательства приведу басню «Две сумки» («О человеческих пороках») известного баснописца Федра180.

По две сумки нам всем Юпитер дал:

Одну за спину – со своими недостатками,

А вторую, где чужие, – повесил спереди.

Потому и не видим мы своих погрешностей,

Хоть недостатки других охотно считаем!

Сделать кого-либо виноватым, осудить, принизить кого-нибудь, это мы любим. Принизить, чтобы самому выглядеть выше, – это разве не основная цель всех наших дел-поступков? О, берегись, если твой путь нам не угоден, а дела твои не отвечают нашим запросам, так оно на самом деле или нет, никто разбираться не станет, будем лить на тебя, несчастного, помои – таз за тазом, таз за тазом. Тут уж, будь уверен, не останутся в стороне ни хромой дятел, чьему клюву вовек не окрепнуть, ни подбитая, увечная сорока. Ощипанные петухи, всю жизнь ковыряющиеся в поисках пищи в навозе, забьют крыльями, аки беркуты. Давайте задумаемся, станем уважительнее относиться к жертвам эпохи, политическим заключённым, всем личностям, которые мучились, расставшись с жёнами и детьми, кто был отправлен к чёрту на кулички, туда, где ездят на собаках, в каменные и песчаные пустыни.

Всю жизнь, сколько его знаю, бестолково слоняющийся туда-сюда, никогда ничего не делающий человек, горделиво выпятивший пузо, когда на меня обрушились сотни гневных стрел, пытающийся запугать меня своим огромным брюхом, сказал как-то: «О, мои мальчики рвутся к архивам КГБ!» Так и сказал, по-русски, приспособившись больнее задевать людей на великом и могучем! Его «мальчики» послышались мне как «штурмовики». Трудно представить, до чего дошёл бы этот полудурок, метивший в татарские «фюреры», если бы сбылись все его желания. Архивы откроются, это дело будущего, сменится поколение, а мы за это время наберёмся терпения, подготовим себя к тому, чтобы прочесть осевшие в архивах материалы о кровавых событиях прошлого. Если мы сегодня же распечатаем архивы, то не вызовем ли гнев детей и внуков погибших в застенках людей, не перессорим ли их? Не стремится ли татарский фюрер, изучив материалы тридцать седьмого, пятидесятых годов, вынести новый приговор татарам?..

Мы все плоды преступного века. Мы забыли много уважительных, милосердных слов, испортились.

«Аллах предоставляет нам единственную возможность не лишаться его божественной милости – Раскаяние», – таков закон Ислама. Грешники неоднократно приходили к Раскаянию, на коленях вымаливали у Всевышнего прощение. Если не приведу пример из жизни русских, смогу ли убедить татар, моих братьев по крови? Это размышления знаменитого русского писателя, всю жизнь стоявшего на охране нравственности, Даниила Гранина181: «Покинуть по собственной воле занимаемое кресло – означает, признать вину, допущенные ошибки. У нас подобного, можно сказать, не признают, не используют. Признание собственной вины не свойственно коммунистам. Сознаться самому себе – этого мало, нужно просить прощения у других. Да только вот кто они, эти «другие»?! Недавно в Ленинграде во время заседания клуба «Перестройка» одна женщина попросила слова. Если не ошибаюсь, фамилия у неё была Жуковская. Запинаясь от волнения, она поведала одну историю из своей жизни. В 1949 году Жуковская являлась аспиранткой одного ленинградского вуза. Однажды одна из преподавательниц отвела её в сторонку и велела выступить с докладом на заседании, посвящённом истреблению космополитов, против профессора Баха. «Я тщательно подготовилась и вышла к трибуне. Страна кипит, материала предостаточно, говорю – огонь мечу!.. В эту минуту мой взгляд падает на сидящего, склонив