Давайте помолимся! (сборник) - Аяз Мирсаидович Гилязов

Иду, шагаю, по правую руку от меня остаётся школа. Ещё правее, на покатом склоне, кладбище. Дальше дорога уходит в большой подъём. Так тихо, слышно даже, как под землёй текут молчаливые сигналы-намёки. Повсюду снег, небольшие холмики посверкивают на солнце. Ночной буран, выпавший за ночь снег неузнаваемо изменили окрестность. Я – в просторы, просторы – в меня, вглядываемся, не узнавая. И снежные завалы в длинных лощинах новые, и торопливые заячьи следы, способные воодушевить не только охотников, новые, и белые калачи снега, осевшие на перилах моста, тоже новые. Поднимаюсь к Кладбищу святых. В который уж раз начинаю я это таинственное путешествие? Почему останавливаюсь, начав движение? Слабые потоки жгучей грусти, усилившись, уплотнившись по ту сторону моста, сбивают дыхание? Я чувствую, как с каждым днём меняется моё отношение к великому Имени, к несравненному Почтенному имени – «Кладбище святых», и к степенной возвышенности, приютившей могилы, в которых похоронена Тайна. О мир! Татарский мир! Есть ли на земле такое место, где мы, бедные татары, лишённые веры и убеждений, могли бы в минуты сильных душевных смятений покаяться? Даже самое священное место, татарское кладбище в Новой слободе, всего лишь начало большой свалки мусора. Кладбище – показатель высоты национального духа, разве не по нему судят о степени развитости того или иного народа? Внезапно я остаюсь совершенно один на этом поле, зажатым между Небом и Землёй, окружающий меня белый мир исчезает, перед моими глазами остаются лишь Кладбище святых на приличной высоте и, словно отлитая из серебра, одинокая зимняя дорога. Совсем недавно, осенью, вставшие на охрану святых столбы нахлобучили огромные чалмы. Почему я не могу быстро преодолеть этот путь? С приближением к кладбищу шаг мой тяжелеет, и я иду, еле переставляя ноги. Чувствую, не осталось у меня сил на общение со святыми, слова, связывающие исторические пласты, оборвались, нити общения перепутались. Прочёл бы молитву светлой памяти святых – не умею. Вот где и когда нужны ниспосланные Аллахом великие слова! Жаль, очень жаль: я практически не знаю молитв, способных вознести меня и святых на Небеса… В каком же я жалком положении оказался! Смотрю сквозь слёзы на притихшую, словно чего-то ждущую, окрестность, слушаю тишину. Я, несчастный, остался без слов, но святые-то не онемели, они живы… Чего я жду, великого Чуда? Осталась ещё в моих жилах Сила, приведшая меня сюда и крепко удерживающая! Наполнившие душу светлые мысли, превратившиеся в слова, в движение, в радостные переживания, почему они не дают открыться языку? Перед глазами проходят тени седобородых, как сегодняшние поля, предков. Сто лет им, двести, тысяча лет! Перед напряжёнными глазами скачут конные воины – защитившие мою страну, отстоявшие мои святые молитвы! Незнакомые мне, но всё равно попавшие в историю, оставившие в ней свой след всадники перестуком конских копыт хотят разбудить дремлющее татарское государство. Чьи дорогие косточки, захороненные на этой безымянной высоте, до сих пор не могут обрести покой? Какие души, не обретшие покоя в могилах, хотят напомнить ныне живущим забытые ими завещания, какой совет стремятся дать, чтобы оградить от очередных ошибок? Татары пока ещё живут на этой земле, говорящих на татарском языке тоже немало, но знает ли кто-нибудь – как сложится в дальнейшем?!

К сожалению, мы – сегодняшнее население, татарское племя, живущее только своими заботами, полуглухие да тугоухие, наши уши залеплены большевистским воском, не в состоянии услышать долгожданные знаки-намёки прошлого. И даже если услышим, не понимаем смысла этих отголосков. Семьдесят лет пребывания в испорченном мире сделали из нас ишаков, а нынешняя действительность из ишаков делает обезьян!

Святые, простите меня, умоляю, не держите на меня обиды! И сегодня не смог припасть к вашим изголовьям, умножив давящую на грудь грусть, размышляя о трагической, полной проклятий судьбе татар, вперевалочку, потихонечку я спустился на деревенские улицы. По правую руку от меня мечеть. Аул с мечетью сам по себе призывает быть умным и порядочным, побуждает к воспоминаниям. Хозяин дома, где я поселился, – очень остроумный, бойкий на язык и отзывчивый Раис Мухлиев… «Почему не кричит ваш петух?» – спросил я его как-то, на что он по-простому, без затей ответил: «Курицы перестали нестись, стесняется, наверное, потому и молчит». Какое остроумие у простого деревенского мужика, восхитительно!

Уважаемый читатель! Дорогой мой! Иншалла, я приближаюсь к концу своих размышлений. В Старом Альметьево я прожил около сорока дней. И все сорок дней работал. Кладбище святых постоянно было у меня перед глазами. Я не давал пересохнуть потоку воспоминаний, мне нужно было торопиться, настало время освободиться от тяжких, мучительных воспоминаний, оседлавших меня, словно злое чудище, потеснившее с моих плеч белых ангелов!

Подумал: уму непостижимо, как хитры и жестоки отцы-коммунисты!

Подумал: они могут творить злодеяния не только в отношении отдельных людей, но и целых народов, поколений, наций, ломая судьбы, вырывая из родимых пристанищ, превращая в перекати-поле, катая их по бездорожью!

Подумал: основанное на жестокости и злости коммунистическое сознание, кровавые вожди, сломавшие ход истории, отбросили развитие человеческого разума на несколько веков назад.

Подумал: наводящая ужас сила идей проклятого ленинизма, широко распространившись, будет нырять от одной страны к другой.

Подумал: и без того запуганный, раздавленный татарский народ в годы советской власти окончательно превратился в безмолвного труса.

Подумал: поколения карателей-ленинцев меняются, но дух рабства – это неистребимая, несмываемая, несводимая чёрная краска.

Подумал: выпускавший газету во время восстания в Кингире, редактор этой газеты Сергей Курский, окрылённый победой, длившейся сорок дней, не просто так ударился в самые безнадёжные раздумья, поддался чёрным мыслям!

Подумал: мысли Александра Васильевича Мерзленкова, истинно русского человека: «Даже если развалится созданная русскими империя, настоящие волны свободы не скоро достигнут России!», находят подтверждение на примерах нынешнего времени.

Подумал: созданная Ежовым, Берией, Рюминым и им подобными система наказаний придумана для того, чтобы истребить наиболее умных, мудрых, сознательных граждан.

Подумал: каратели не учли одного: они не стали считаться с тягой умных, думающих людей к единению, к их стремлению быть вместе, тюрьмы были настоящими университетами сталинского времени!

Подумал: коли сегодня украинский, литовский, латышский, эстонский народы избавляются от имперского рабства – в этом немалая заслуга тех, кто героически прошёл через тюрьмы и ссылки. Хотя большая часть людей, освободившихся из лагерей и тюрем, покинула это мир, но жажда свободы смогла выжить в самых жестоких застенках, она неистребима! Если сегодня татары, якуты, чеченцы, поняв, оценив свой уровень в истории, сбрасывают с горизонта повешенную империей тёмную завесу беспамятства и борются за свободу и независимость – разве в этом нет нашей, прошедших через