Давайте помолимся! (сборник) - Аяз Мирсаидович Гилязов

память ещё короче, она спешно забывает содержание этих слоёв. Если бы хоть небольшая часть того, что выпало пережить нам, оседала в людской памяти, сегодня, в конце двадцатого века, разве возникали бы и множились кровавые столкновения, национальные противостояния между государствами? Однако истина, как ни крути, всегда одна и та же, истина не меняется, ни одно поколение, ни одна народность не извлекает уроков из истории. Она для людей всего лишь потеха, шутка, анекдот! А наука, литература и искусство, побуждающие изучать историю, её горькие уроки, простые увлечения для услады души.

Озадаченный такими мыслями, от актасского кирпичного завода медленно восхожу на холм, где раньше располагалась жилая зона. Это расстояние, когда нас сопровождал конвой, казалось очень большим. Даже неспешно двигаясь, я довольно быстро одолеваю подъём! От наших бараков и следа не осталось, даже завалящего колышка нет! Лишь негустые заросли какой-то незнакомой, низкой травы с очень колючими колосьями испуганно подрагивают на ветру. Эта трава не смогла подняться под тяжестью оставленных нами следов?! Двухэтажные кирпичные домики тоже стоят как-то сикось-накось, во дворе – хромая собака, раскрыв кособокую пасть, собралась было залаять, да передумала. Из дома вышел длинноволосый мальчик лет семи-восьми. «Взрослых нет, что ли?» – спрашиваю, он молчит. Неподалёку от дома замечаю гараж с открытыми воротами и направляюсь туда. Потягивавшие из грязной банки пиво армянин и русский поднялись навстречу и неспешно оглядели меня. Разговорились. И эти тоже не знают, на чьих костях построены их жилища. Правда, армянин, наморщив узкий лоб, сказал: «А, знаю! Всего три дня тому назад бульдозер рушил землю возле ям… Ему велели закопать какие-то могилы!»

Значит, умершим в лагере до сих пор нет покоя. Кого боятся? От кого прячут?!

Ну здравствуйте, могилы. Потерявшиеся личности. Принуждённые к забвению покойники. Друг-студент Анатолий Кузовкин! Немец, чей череп был размозжён пулей на этом холме! Испустивший дух под неспокойным казахстанским небом Теодор Августович Цеплитис!.. Парень, замысливший побег из шахты! Погибший от ножа во внутренних разборках Гасан! Чеченцы, горные орлы! Безвременно канувшие в небытие в каменоломне Волынки попутчики!

Сидя наверху, на краю волынского карьера, я долго размышлял о жизни и смерти. Вырытый нами и кем-то после нас каменный кратер заполнен водой, образовалось большое и глубокое озеро. Над водой летают крупные серо-синие чайки. Ну же, подайте голос! Приходил ли на берег озера хоть один путник, подобный мне?! Молчат чайки, то ли не долетает до них мой голос, то ли его поглощают белёсые берега? Тихо, очень тихо, любящих вспарывать волны чаек тоже объяла эта тишина?..

Сколько же, сотни, тысячи драгоценных жизней поглотили глиняные пласты, каменные глыбы! Пройдёт ещё сорок лет, и пятьдесят, и сто лет пролетит, если мы к тому времени не разнесём пополам дорогую колыбель, не развеем по Космосу прах земли родной, где будут обитать души людей, нашедших в этих не намоленных краях смерть? Может, в поисках бесследно канувших тел будут витать над этой адской воронкой? Сумеют ли покинуть эти неприглядные, навечно безликие земли, насквозь пропитанные людским горем?

Знайте, в эти жуткие места я приехал не от тоски по ним, а в поисках воспоминаний о моих неприкаянных, не отпетых спутниках. Их нет, их тела утоплены на самом дне, подальше от человеческих глаз. Их нет, остались только серо-синие чайки, не желающие разбивать зеркальную гладь озера даже маленькой морщинкой волны. Они грустны, их клювы печально опущены. На каком языке обратиться к вам, чайки? Вы же сотворены из душ погибших здесь людей! Как же непросто разговаривать с умершими, с человеческими душами! Очень тяжело! Мы – дети эпохи, сокрушившей веру…

Последние главы книги я пишу в самом древнем ауле Сармановского района – в Старом Альметьево. Я бывал здесь и раньше. В этот раз приехал сюда, навьюченный тяжёлым грузом – Воспоминаниями. Кто бы мог подумать, что здесь, в этой древней татарской деревушке, расположенной вдалеке от большаков и магистралей, я найду созвучие своей грустящей душе? Опубликую пару записей из дневника, который я веду, не прерываясь ни на день.

«12 января. Два дня подряд гулял по полям, радуясь косым лучам солнца. Прошёл мимо школы, кладбища. А сегодня, выйдя на тракт Сарманово – Старое Альметьево, хотел дойти до Кладбища святых. Подробно расспрашивал у Раиса, Фархенур, Тагира, но никто из них не смог толково рассказать о таинственном кладбище. Святой, светлый уголок земли, где нашли последний приют наши древние, очень древние предки, позабыт, хотя по нему и не прошлись бульдозеры Актаса.

Когда клали бетонку между Сарманово и Старым Альметьево, не взяли во внимание эти старые могилы – дорога прошла и через Кладбище святых. В последние годы кладбище начало потихоньку напоминать о себе, о том, что здесь похоронены святые люди. Гружёная дровами машина перевернулась на ровном месте. Восседавшая на телеге женщина неожиданно слетела на землю, а вокруг ни одной кочки-рытвины. Кони спотыкались и падали на колени, спицы у колёс ломались и вылетали именно на этом месте. Когда количество необъяснимых происшествий возле Кладбища святых достигло больших значений, люди насторожились, они вспомнили древние пророчества. Собрав беспорядочно разбросанные по кладбищу камни, соорудили некое подобие забора. Надписи на камнях за время длительного беспорядочного пребывания на голой земле поистёрлись, поизъелись, размылись дождями. Бестолковые людские лбы обожгла идея: они начали городить вокруг кладбища металлическую ограду. Эти праведные труды ещё не завершены, забор возведён где-то на четверть…

28 января, утро. Хоть и вырос я в деревне, и самые чувственные дни провёл на селе, но не знал, оказывается, что зима такой великолепный художник, невообразимый чудотворец! Три дня тому назад, то есть двадцать шестого, на землю снизошла белая завеса. Что твой Северный полюс, что твои ледяные горы-торосы, вобравшие в себя всю злость холодного моря! На полях-долах Альметьева всё это есть сегодня. Ах, это волшебное позавчера, прелесть-день! Вернувшись домой, я почувствовал душевную лёгкость, блаженство, и долго-долго плотно общался с пишущей машинкой».

С верхней улицы тихонечко спускаюсь в нижнюю часть села. Во дворах видны хозяева, слышны негромкие разговоры, мелькают людские тени. Надолго не задерживаюсь, не хочется смешивать такую красоту с чем-то ещё, в такой день думается только о великих личностях, о сказочно складывающихся судьбах, влекомый загадочными природными символами, стараюсь идти прямо, никуда не сворачивая. Красота сегодня пьянит, заставляет забыть все заботы и проблемы. «Глаз даёт человеку более совершенное знание природы, чем ухо», – сказал Леонардо да Винчи184. А разве не о том же говорит народная мудрость: «Лучше один раз увидеть, чем сто