Русское кудесничество и чародейство - Иван Петрович Сахаров

Ну, служивенькой! Господь с тобой, отправляйсы. Ты хоть в нашем доме разглядел все порядки!

И наградил ево деньгами. Все ушли молотить, а служивово напоили, накормили, он и отправили домой.

79. Мужицек, церт и попы

Вот мужицек согрешил много: убил ли ково, ограбил, – грех только огромадной.

– Пойди, роскайсы свяшшеннику! – говорят.

Роскаялся свяшшеннику, а свяшшенник ево грехов не принимает. И он взял убил этово попа. Пошел к другому, и другому роскаялсы, – и тот не принимает, и тово убил. Пошел к третьему; сошел, – и третий не принимает; ен и третьево убил. Обрал этиф свяшшенников.

– Куды иф? Што я с этими свяшшенниками буду делать? Ково я поряжу хоронить? Што, хоць бы пришел церт на этот раз!

А церт под окошком тут и есть.

– Што, – говорит, – мужик, надо?

– А вот, – говорит, – што надо: похорони попа, я тебе полтораста рублей денег дам!

– А где у тебя поп?

– Вот я к тебе вынесу!

Вынес и поставил к дверям:

– Возьми, – говорит, – попа и похорони!

Церт взял попа на плеце и поташшил хоронить; а ему мимо погоста бежать. А поп сидит у окошка (это было позно вецером).

– Кто идет? – говорит.

– Церт идет!

– А ково несешь?

– Попа несу.

Поп хозяйке сказал:

– Церт попа пронес!

Церт похоронил попа; прибегает к мужику и говорит:

– Отдай деньги!

А мужик на то место приготовил другово попа, поставил.

– Деньги я, – говорит, – отдам, только похоронил ли ты попа?

– Пойдем, поглядим!

Вышли на мост, а поп за дверям стоит. Не разговаривает церт, сгреб попа снова и побежал. И опять в ту же пуцину мимо этово погоста. Поп опять сидит у окошка.

– Куда идешь?

– Попа несу.

И ен его опять в пуцину спустил. Прибегает к мужику за деньгам:

– Мужик, отдай деньги!

– Похоронил ли ты попа? А вот поглядим, – говорит. – Если похоронил, то сечас получишь деньги.

Вышли, а поп опять стоит тут. Церт, не говоря ни слова, попа сгреб и поташшил опять мимо тово же погоста. Поп спрашивает:

– Кто идет?

– Церт.

– Ково несешь?

– Попа, – говорит.

Поп подумал:

– С теф погостов церт унес попов, а теперь за мной придет!

– Попадья, – говорит, – я побегу в деревню!

– Беги, – говорит попадья, – скоряе!

А деревня была с версту, и ен до половины только добежал от погоста до деревни, – а церт попа как бросил тамо и в это время шел полем и увидел попа, што бежит в деревню.

– Постой, – говорит, – долговолосый, не уйдешь! Ты опять обогнал! От меня не уйдешь!

Набежал, тяпнул попа и в ту же пуцину лопнул. Положил камень – и ен опять уйдет! И за деньгами пошел к мужику.

80. Мужик и церт

Мужик хлеба снял много, семейство было большое, робят много, а молотить некому. Подумал ен, што хоть бы церт на гумно пришел, помолотить бы пособил. Церт приходит.

– Што ты, мужик, думал?

– Ницего я не думал! – говорит.

Церт сказал:

– Нет, сказывай!

Мужику пришлось сказать:

– Я, мол, думал, штобы церт молотить пришел.

– Давай примусь, – говорит, и зацял молотить.

Снопы полятели к полатям. Мужик видит, што дело не ланно, остановилсы и глядит. Церт спрашивает у мужика:

– Што ты, мужик, глядишь?

– Я гляжу, – говорит, – што ты не дюж молотить.

– А почему ты дюж молотить?

– А потому, – говорит, – я дюж, што я кладеный.

А церт сказал:

– Выклади и меня! – говорит.

Ен схватил серп и отрезал церту я… Церт закрицал, побежал:

– Ой, тошно!

Там нашлосе их много и спрашивают:

– Што тебе село?

Ен обсказал, что так и так, мужик я… вырезал. Церти побежали к мужику на гумно. А раньше этово мужик ушел домой и сдобил бабу свою, надел штаны ей и кафтан свой дал и отправил виять. А церти в то время пришли:

– Ну, мужик, говорят, покажи, ты кладеный или нет?

Баба сняла штаны и стала раком. Церти стали заглядывать, ранка пушком заросла, и ушли с гумна.

81. Солдат и церти

Солдат по отставке шел домой. Дошел ен до цясовеньки.

– У меня, – говорит, – был завицен молебен в мужикаф Николаю Цюдотворцу.

Поставил ен свицьку и отправилсы дальше. Дошел ен до другой цясовенки Казанской Божьей Матери. И там завицен был молебен. Поставил ен свицьку. Денег у нево не осталось ни копейки, а перелесок ему идти дальний, и жила близко нету. Идет; ись ему захотелось сильно. Вдруг на вороной лошади идет человек, ест пирог, нацинен яйцам, говядиной – и пирожок теплой, только парок идет. Стретилсы с ним. Солдат сказал ему:

– Дай, – говорит, – пирога мне закусить!

Ен говорит:

– Давай три копейки, половину отломлю!

Ен ровно узнал, што у меня денег нет.

– Денег нет, – говорит, – у меня, а солдату не грех и так дать: отслужил двадцать пять лет на службе.

Ен дернул лошадь и отправилсы, поехал, поедает пирог.

– Экой безсовесной, – говорит, – не дал мне пирога! Придетсы так идти. Где грибок сломает, где короцьку здерет, соцьку поскоблит рукам. Это все было не питательно ему. Потом вышел ен на дорогу и видит, из-за кривуля идут два старицька. Стретились с им, поклонилися и розошлись. Доходит он до этово кривуля – лежит сумоцька.

– Ох, – говорит, – эти потеряли, видимо!

Бросилсы сзади за им и закрицял:

– Сумоцьку потеряли! – говорит.

Их уже не винно нигде. Так солдату девать некуда сумоцьку, приходится брать.

– Што-то в этой сумоцьке, я не поглядел! Нет ли там хлеба сераво?

Раскупорил сумоцьку – и хлеба сераво два куска большие лежат. Вынял ен хлеб, стал есть.

– Ах, топерь бы квасу, говорит, как бы я славно поел!

Поглядел в сумоцьке, там квасу бутылка стоит. Выташшил бутылку квасу и оппетитно солдат поел.

– Топерь бы, – говорит, – и простяку (водки) бутылку выпил!

Поглядел в сумке, а водка стоит. Вынял солдат, выпил здорово.

– Как Бог, – говорит, – дал мне клад!

Стал и пошел опеть. Продолжал ен несколько время итти и подходит к усадьбе. Усадьба огромная, барин живет богатенной. Поставлен новой дом – здание большушшое-розбольшушшее, рамы все приломаны, на крыше сидит ворон. Солдат подошел к этому дому, посмотрел и головой кацьнул.

– Какое здание стоит пустое! – говорит.

Отошел от дома несколько места, а староста видел все ево путешествие. И ен спросил старосту:

– Цей это, – говорит, – дом, голубцик?

– Это дом, – говорит, – нашево господина!

– Што жо в ем не живут?

– Роботали, – говорит, – мастера, и барин с ими росхлопо-тал, и они полон дом насадили цертей: от этово-то в ем и не живут.

– А что бы