Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

Но это имеет свое основание: дело в том, что люди привилегированные, люди богатые, неспособны выносить смелую, основательную мысль; они только расточают, а не собирают плоды; посему у них не созревает ни одна мысль: едва она наметится, как ее выбрасывают наружу — бесформенный, хилый зародыш. Если эти господа ударяются в науку или в художества, они рождают на свет высоконравственные произведения, потом носятся с ними, украшают их побрякушками и лентами, белят их и румянят. Сей мишурный блеск соблазняет художника, и ему приходит в голову, что, подражая им, он наверняка угонится за славой (или, вернее, за модой). Всяк знай свое ремесло, иначе пропадешь.

Воспользуюсь случаем обосновать одну прекрасную истину, доказать необходимость существования сословных различий и вытекающих из них разнообразных обязанностей, необходимость соблюдения приличий и т. д. Естественным путем образовались различные сословия, причем скорее достоинства, нежели сила, давали человеку доступ в высшие из них. Подобно тому, как в сфере морали невозможно, чтобы все люди находились на одном уровне, так и в области физической они не могут быть одного роста, обладать одинаковым темпераментом, одинаковой внешностью и т. д. Если бы искони не произошло распределение людей по сословиям в зависимости от присущих им способностей, то властям предержащим пришлось бы взять это на себя и распределить между ними обязанности. И если бы сперва было достигнуто равенство, вскоре обозначились бы резкие различия между индивидами и целыми семьями. И именно потому, что сейчас существуют сословные различия, некоторые занятия почитаются у нас унизительными. В наши дни уверяют, что тут нет никакого унижения, это, мол, предрассудок, я же говорю, что в этом заключается мудрость. Да! Что бы мы стали делать, если бы лень и гордость не препятствовали бездельникам выполнять сельские работы, строить дома, шить нам обувь и одежду! Вскорости мы испытали бы недостаток в хлебе и в вине, дома рушились бы на нас и мы ходили бы разутые и раздетые[102]. Итак, господствующие в обществе правила приличия, отнюдь не предрассудок, а мудрое установление, как я уже говорил по поводу индийцев[103].

У лоботрясов так и чешутся руки и они всюду суются, это и губит искусства во Франции.

Древние справедливо почитали Аполлона как бога Солнца; без сомнения, это была эмблема, выражавшая мысль, что искусства подобно дневному светилу озаряют своим блеском то одну, то другую страну; не столь давно в Париже был яркий полдень, теперь уже приближается вечер, а лучезарный день скоро засияет в Лондоне. Поэзия, литература, живопись, скульптура, архитектура, танец, музыка — все пришло у нас в упадок: даже предметы необходимости изготовляются небрежно, и наши ремесленники начинают так же скверно работать, как наши литераторы и живописцы.

Что представляет собой наша современная поэзия? В мелких легковесных безделушках — манерность, жеманство; в трагедиях — германское влияние. Нежная гармония угасает в стихах вместе с Фернейским старцем{98}.

Что представляют собой наши романы? Затасканные истории, фривольности, или метафизику. Впрочем, этот жанр настолько презирают, почитая чересчур легким, что в нем упражняются только жабы, обитающие в болоте на Парнасе, а между тем лишь парящие в небе орлы могли бы преуспевать на этом поприще. Французы — прямо непостижимый народ! У них на первом месте мода, мода правит всем, она выдвигает служителей искусства и создает им славу. Но приведу одно исключение; у французов есть вкус к романам, и следуя моде, все их читают, но у нас модно и презирать сочинителей, если только роман не написан в форме диалога, не сведен к суткам или тридцати шести часам {99} и не разыгран членами одной из трех «Драматических академий». (Если бы комедианты услыхали, как я их величаю, то они, вероятно, приняли бы, не прочитав, и сыграли бы первую же принесенную мною пьесу, будь она столь же скверной, как лирические драмы*** и комедии***.) Но не будем толковать о том, каким должен быть этот жанр, посмотрим, каков он в действительности. Сколь же низок уровень романов, если два твоих небольших произведения, которые я разнес в пух и в прах, были лучшими из всех, что появлялись за последние двадцать лет!

А как обходятся с историей? Ее свели к анекдотам, и кем же они собраны? После изобретения алгебры мужи науки стали изъясняться на некоем отвратительном варварском наречии, непонятном для огромного большинства людей; поэтому от них все и отвертываются.

Что такое живопись? Если отбросить яркий колорит, то наши картины окажутся заурядными эстампами — ни вдохновения, ни правдивости, ни рисунка. Воображение наших живописцев до крайности убого и трафаретно: все они подражают друг другу. Знаю, у нас еще есть Буше, Ванлоо, Галле {100} и некоторые другие, но я не раз наблюдал, как эти великие люди, в фартуке, под навесом расписывали стенки кареты.

Что такое наша скульптура? Ваяют лишь из гипса или из глины, словно опасаются, что их творения увидит потомство. Сравни статую Людовика XV с той, что стоит на Вандомской площади и барельефы на ее постаменте с барельефами на площади Побед.

Да! Есть где развернуться нашим архитекторам! Но взгляни на здания наши! Не отрицаю, квартиры в них прекрасно расположены, но лишь за счет прочности. Я наблюдал, как строился один дом в Париже — и как закладывали фундамент, и как настилали крышу, и с тех пор хожу по улицам великого города с опаской; постройки подпирают друг друга, это подлинные карточные домики, снаружи оштукатуренные. А между тем утверждают, будто мы мастера строить жилые дома и даже превосходим древних. Что же сказать о постройках другого рода, в которых мы бесспорно им уступаем? Что представляют собою наши зрительные залы? Я убежден, что если бы сгорело здание Оперы (что было бы неудивительно) и пришлось бы построить новый зрительный зал, — то вновь проявилось бы варварское безвкусие; вся Франция ожидала бы некий шедевр; вспоминали бы театр в Неаполе, надеясь узреть нечто лучшее, ибо всегда легче что-либо усовершенствовать, нежели создать новое. Но нет, конечно, вновь предпочли бы изящные формы зала для игры в мяч. Наши строители походят на грамматиков-этимологов, которые сохраняют замысловатую орфографию тех или иных слов, дабы выявить их основу. Основой для наших зрительных залов является зал для игры в мяч; следовательно, надо, чтобы каждый зрительный зал более или менее уподоблялся по форме сараю и залу для игры в мяч. Что же, это весьма резонно! Другие наши общественные здания или имеют жалкий вид, или это какие-то бонбоньерки, или