Дресс-коды. 700 лет модной истории в деталях - Ричард Томпсон Форд

чтобы она помогла найти новый облик. К примеру, сестры милосердия обратились в элитный нью-йоркский универмаг Bergdorf Goodman, тогда как дочери милосердия святого Венсана де Поля выбрали новый дизайн с элегантным платьем в бантовую складку и вуалью в стиле платка на голову, вдохновленного стилем Кристиана Диора[112]. Второй Ватиканский собор укрепил этот современный взгляд. В 1965 году «Декрет о должном обновлении религиозной жизни», Perfectae cartatis, настаивал на том, что «религиозное монашеское одеяние… должно быть простым и скромным… подходящим ко времени и месту, и к нуждам апостольского служения. Монашеские одеяния и мужчин, и женщин, не соответствующие этим нормам, должны быть изменены»[113].

В 1960-х годах феминистки-католички обратили критический взор на неравноправие женщин в лоне церкви, ярким символом которого было монашеское одеяние. В 1968 году теолог Мэри Дэйли пожаловалась на католическую церковь, которая «делает вид, что ставит женщину на пьедестал, но в действительности не позволяет ей истинной самореализации»[114].

По мнению историка Элизабет Кюнс, «для некоторых сестер монашеское одеяние и вуаль олицетворяли настоящий идеал мужского доминирования, и они сравнивали его с паранджой Среднего Востока». Еще до Второго Ватиканского собора многие новые ордены приняли упрощенный современный вариант монашеского одеяния: однотонное темно-синее или черное платье и однотонные покрывала или шляпы, лишь немного отличавшиеся от мирской одежды того времени. На волне растущей феминистской критики монашеского одеяния в 1966 году Лоретские сестры сделали следующий логичный шаг и полностью отказались от монашеского одеяния в пользу скромных костюмов.

Столкнувшись с такими вызовами традициям и традиционной власти, Ватикан попробовал установить границы модернизирующей реформы, обратившись с проповедью к монахиням и призвав их сохранить верность монашескому одеянию. «Мы не можем не упомянуть, как важно для платья быть… знаком посвящения и так или иначе отличаться от мирской моды», – написал папа римский Павел IV в 1971 году.

В 1972 году Священная Конгрегация настаивала на том, что необходимо «соблюдать базовый критерий, чтобы монашеское одеяние, предписываемое религиозными институтами, даже измененное и упрощенное, выделяло религиозного человека, который его носит»[115]. А Коалиция американских монахинь повторила феминистскую критику католического патриархата, поклявшись «протестовать против любого доминирования священников в наших институтах вне зависимости от их иерархического статуса. Мы считаем нерушимым… право самоопределения для религиозных женщин».

К концу 1970-х годов монашеское одеяние стало не только религиозным, но и политическим символом. По данным Кюнс, «либеральные и “прогрессивные” монахини носят мирскую одежду, монахини консервативные сохранили монашеское одеяние. Выбор монахиней одеяния – это барометр ее политических взглядов, философии и привязанностей»[116]. В этом смысле монашеское одеяние стало своего рода личным заявлением, пронизанным не только традиционным духовным значением, но еще и социальным, и политическим, характерным для всей одежды.

Слева современное одеяние дочерей милосердия, вдохновленное стилем Кристиана Диора. Справа традиционное одеяние с эффектным «крылатым» чепцом

Разумеется, именно этого и боялись католические традиционалисты, когда сопротивлялись его модернизации. Но битва была проиграна задолго до того, как Bergdorf Goodman начал предлагать дизайнерскую монашескую одежду, а американские монахини выбрали шляпы-таблетки вместо покрывала. На самом деле эта битва началась еще в XVII веке, когда неаполитанские послушницы в открытую обменивали семейные драгоценности на высокий статус в монастыре.

Дресс-коды, определявшие монашеское одеяние, как и регулирующие законы тюдоровской Англии, были не просто кодификацией древних обычаев. Они стали защитной реакцией на использование древних вестиментарных символов в современных модных заявлениях.

* * *

Дресс-коды в бурные годы после рождения моды пытались обеспечить одежде сохранение особых и легко считываемых смыслов. Для политической власти самыми насущными были классовые вопросы. Для религиозных лидеров наибольшее значение имели вопросы веры и общественной морали. Дресс-коды, определенные как законами, так и проповедями, связали веру с сексом и чувственностью, определив одежду, подходящую для добродетельных женщин, как прямо противоположную той, которую должны носить падшие женщины. Но эти дресс-коды вступили в противоборство с растущим влиянием моды, которая переделала, преобразила и перекодировала старые вестиментарные символы, поставив их на службу самовыражения.

Серьги, которые закон предписывал носить иудейкам, привлекли внимание неевреев. Наряды падших женщин стали модными у женщин респектабельных и богобоязненных. Скромные наряды самых религиозных женщин неизбежно намекали на статус и чувственность, которые они пытались скрыть.

Мода превратила эту непреднамеренную игру показательной скромности в форму отстаивания своих прав, тогда как мужская сексуальная фантазия превратила ее в сексуальный фетиш. Трансформация традиционных символов, сакральных или нечестивых, в визуальные элементы личных нарративов вдохновляла на создание новых дресс-кодов в отчаянной, но тщетной попытке угнаться за последними модными трендами.

Глава 4

Символы пола

О пластинчатых доспехах и нижнем белье под ними, о масках и костюмах

ОДЕЖДА, СООТВЕТСТВУЮЩАЯ ПОЛОВОЙ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ, кажется естественным следствием человеческой биологии. Как перчатка создана так, чтобы сидеть по руке, а обувь – чтобы облегать ступни, так и штаны были созданы с расчетом на мужское тело, а платье – на женское. Это традиционное понимание вопроса, не столько сформулированное, сколько предполагаемое, присутствует в каждом ритуале, обычае и моральных ограничениях, окружающих нашу одежду. Но пол, который проявляется в одежде, на деле не отражает человеческую биологию. Это артефакт, определенный привычными социальными ролями и практиками.

Одежда, связанная с половыми различиями, всегда в большей степени отражала ожидания, страхи и фантазии, окружавшие семью и сексуальность, чем анатомические различия между мужчинами и женщинами. В древности одежда маркировала эти культурные гендерные роли относительно просто, насколько это позволяли делать одеяния с драпировкой. Дресс-коды после рождения моды использовали новый, более утонченный и выразительный вестиментарный словарь, который резко повысил ставки гендерной одежды. Сшитая одежда могла ярче обозначить традиционные гендерные роли, но одновременно она создавала новый сексуальный символизм, который бросал этим ролям вызов и разрушал их.

Как девчонка-сорванец стала первой в истории жертвой моды

В 1429 году семнадцатилетняя девушка, которая скоро станет известна под именем Жанны, Орлеанской девы, покинула маленький городок на северо-востоке Франции, чтобы служить дофину Карлу, наследнику престола, на поле боя. Его войска проигрывали в Столетней войне против англичан, считавших, что имеют право управлять Францией по сомнительному праву наследования.

Поначалу Жанну никто не принял всерьез, но ее решимость преодолела первоначальное сопротивление. Талант и интуиция девушки помогли французам разработать новые планы битв, а ее отвага вдохновила деморализованные войска. Под руководством Жанны французские войска смогли успешно выйти из осажденного Орлеана. Впоследствии она провела кампанию по освобождению города и Реймсского собора, где короновали французских королей с того времени, когда франкские племена были объединены под властью одного правителя.

Это позволило короновать дофина по древней традиции. Казалось, что своими поразительными успехами Жанна обязана божественному провидению, и это, в свою очередь, предполагало божественное право Карла VII править Францией. В 1430 году Жанну схватили во время боя и заключили в тюрьму. Церковный трибунал, в котором было много сторонников англичан, попытался обвинить ее в ереси. Но вера Жанны была безупречна. Она проявила удивительные знания запутанной схоластической теологии, поэтому все усилия вынудить ее сделать еретические заявления оказались безрезультатными.

Не имея возможности дискредитировать веру Жанны, трибунал обратил внимание на ее одежду. В бою она носила доспехи, под которые надевала полотняные штаны и некое подобие облегающей туники, которые соединялись между собой завязками. И то и другое было традиционно мужской одеждой. Как и мужчины, бок о бок с которыми она сражалась, Жанна носила этот наряд и вне поля битвы.

Трибунал обвинил ее в ереси, процитировав библейскую заповедь из Второзакония, глава 22, стих 5: «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье. Ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие». В 1431 году ее сожгли на костре.

В 1455 году церковь провела еще один суд над Жанной, уже посмертный, и в 1456 году приговор отменили. Чтобы поддержать аннуляцию предыдущего обвинения, трибунал процитировал трактат «Сумма теологии» Фомы Аквинского, в котором содержится исключение из библейского запрета на кроссдрессинг: «Тем не менее это [ношение одежды, которая ассоциируется с противоположным полом] может порой совершаться без греха ввиду