Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин

Берией и Булганиным. Остальные члены Политбюро расписались на тексте решения потом, а Ворошилов даже прокомментировал: «если народ за, то я тоже»[1135]. В тот же день Микояна сняли с поста министра внешней торговли.

Андрей Януарьевич Вышинский. [Из открытых источников]

Молотову оставили курирование Внешнеполитической комиссии ЦК, созданной вместо отдела внешних сношений в марте 1949 года. Комиссия, которую возглавлял В. Григорьян, отвечала за связи с зарубежными компартиями. Также Молотов курировал Совинформбюро, международную работу ВЦСПС, ВОКС, Союза писателей и другие организации. Затем Сталин решил, что полномочия многоопытного товарища можно расширить, и 12 июня Молотову предоставили курирование МИДа в Политбюро[1136]. Это создало управленческую коллизию. Когда Молотов был министром, Вышинский играл самостоятельную роль и в случае конфликтов мог выходить прямо «на ЦК», то есть на Сталина. Теперь Вышинский превратился из приглядывающего за министром в министра, а Молотов был поставлен приглядывать за ним. Но конкретные внешнеполитические решения принимал теперь не старый большевик, а бывший меньшевик. Об этой странице биографии Вышинского Молотов не забывал и в конфликтных ситуациях не стеснялся об этом напоминать. Осторожный Вышинский демонстрировал Молотову внешнюю лояльность даже после его отставки с поста министра[1137].

Став своего рода советником при Сталине, Молотов участвовал в разработке директив Политбюро советским делегациям на важнейших международных форумах. Поскольку Молотов оставался главным специалистом по внешней политике в Политбюро, ему поручалось редактирование внешнеполитических документов высшего в СССР органа принятия решений. Это сохраняло за Молотовым большое влияние на ход международных дел, но теперь не столь непосредственное, как раньше. На совещаниях по вопросам внешней политики Сталин прилюдно давал понять, что Молотов уже не является руководителем внешней политики. На одном из заседаний Политбюро, где докладывал заместитель министра иностранных дел Громыко, Молотов по старой привычке одернул его по поводу порядка изложения тем:

– Товарищ Громыко, этот вопрос можно было бы переместить и в конец. Ведь есть другой, который следовало бы обсудить первым.

«Я, признаться, несколько удивился, почему это В.М. Молотову, который в то время уже не являлся министром иностранных дел… обязательно хотелось переставить вопросы. Его замечание, на мой взгляд, было, скорее, вкусового порядка.

Но тут Сталин остановил В.М. Молотова и сказал:

– Дело докладчика, как ему расположить вопросы, и пусть товарищ Громыко докладывает их в таком порядке, в каком считает нужным»[1138].

Некоторое улучшение положения Молотова летом 1949 года могло быть связано с тем, что у Сталина опять возник кадровый дефицит в связи с очередной бойней в верхах – Ленинградским делом, которое достигло пика в 1949 году.

Погром относительно молодых «ленинградцев» сорвал процесс омоложения кремлевского Олимпа. Нужно было приглядеться к другим «молодым», а пока не трогать «старую гвардию». На фоне «прегрешений» ленинградцев ошибки Молотова были скромными. Вячеслав Михайлович оказался в стороне от Ленинградского дела, которое на время затмило дело ЕАК. В условиях новых перестановок на Олимпе Молотов, как и в былые годы, мог подстраховать ситуацию. Сталин считал, что старый товарищ потерял хватку и для прежней работы не годится, но в его лояльности не сомневался.

В январе – феврале 1949 года, оставаясь министром, Молотов посещал Сталина 13 и 17 дней в месяц, в марте – июне – 8–13. В июле Сталин Молотова вообще в кабинет не вызывал. А вот 27 августа – 2 сентября они снова общались почти каждый день. Затем Сталин отдыхал, после чего общение снова стало сравнительно частым: в декабре, когда Сталин работал не полный месяц – 6 дней, в январе – 13 дней, в феврале – 8, в марте – 9[1139].

Отставка Молотова стала мировой сенсацией, а полугодовое отсутствие в публичном пространстве порождало противоречивые слухи о его судьбе. Но к концу года ситуация прояснилась: Молотов по-прежнему – один из членов высшего коммунистического руководства, появляется на трибуне Мавзолея, встречает на вокзале Мао Цзэдуна, принимает участие во встречах Сталина с зарубежными визитерами, то есть курирует вопросы внешней политики. Для всего мира и для советского народа Молотов оставался вторым лицом СССР после Сталина. В декабре Молотов прославлял Сталина в связи с его 70-летием. Сталин в долгу не остался. 9 марта 1950 года уже Молотов получил четвертый орден Ленина в связи со своим 60-летием. Открылся дом-музей в Молотовске, бывшем Нолинске. Он просуществовал несколько лет – до новой опалы Молотова.

Сталин жил на даче, в Кремле стал появляться реже. В январе 1950 года он работал там 14 дней, в июне и июле – по 5 дней, в августе – 1 день, а потом вернулся только 22 декабря. Затем Сталин появлялся в кабинете не более 10 дней в месяц. Текущими делами занималась «семерка» Политбюро, в которую входили Молотов, Микоян, Каганович, Маленков, Берия, Булганин и Хрущев.

В 1950 году Сталин еще существеннее расширил полномочия Молотова, поручив ему курировать также транспорт и связь. Возглавив соответствующее бюро Совета министров, Молотов 7 апреля вошел в Бюро Президиума правительства, а 28 марта возглавил Комиссию по планированию железнодорожных и водных перевозок при Совете министров. В нее вошел Каганович, который был с Молотовым в равном статусе, и к тому же гораздо лучше разбирался в железных дорогах, ведь он трижды был наркомом путей сообщения. Сталин, однако предпочел, чтобы именно Молотов взглянул на эту проблему свежим взглядом, а может быть, хотел посмотреть со стороны, как товарищи начнут выяснять отношения. Драка последовала в 1952 году, когда к 4 марта под руководством Молотова комиссия подготовила записку «Об увеличении плана грузооборота и плана среднесуточной погрузки по железнодорожному транспорту на 1952 год». Предложение было сначала поддержано Бюро Президиума Совета министров, но при подготовке решения Президиума Каганович 22 мая документ демонстративно не подписал и потребовал его переработки. Суть разногласий заключалась в том, что Молотов считал основным показателем планирования тонно-километры, а Каганович критиковал молотовское увлечение валовыми показателями и напоминал, что постановления партии и правительства требуют подходить к планированию более детально, по родам грузов, и также сокращать пробег транспорта. А валовой показатель тонно-километров стимулирует его рост. 26 мая Молотов подписал гневный ответ Кагановичу, который, мол, не сказал о главном – о занижении валовых показателей при планировании в предыдущие годы. Дальше – резче: «Тов. Каганович оказался в числе тех, кто недооценивает необходимость поднять планирование работы железнодорожного транспорта на более высокую ступень. При таком положении упрекать других в „подмене испытанных на опыте ряда лет директив партии“ и себя изображать защитником директив партии, как это делает тов.