Семья волшебников. Том 4 - Александр Валентинович Рудазов

– И вы, конечно, не скажете, как будете голосовать сами, – поморщился Майно. – Вы считаете меня виновным или нет? Ответьте прямо.

– А ты сам? Считаешь ты себя виновным?

Майно только махнул рукой. Председатель в своем репертуаре. Каким бы ни было его мнение, он оставит его при себе, потому что если он его выскажет, то это непременно скажется на мнениях других. А Локателли очень ценит свою беспристрастность.

В день Медного Крокодила Майно уже был сам не свой. С утра прочитал лекцию для магистрантов, но думал во время нее только о том, что ночевать будет, возможно, в Карцерике.

А женщина, которая всему этому виной – дома.

А что, злокозненного демона-фамиллиара магиоза-геноцидника оставляют на свободе?

Вероятно, тебя запечатают дома. Или все же уничтожат. Возможно, сделают скидку на то, что у нас дети, и оставят тебе жизнь. Или мне. Одному из нас.

У вас нет смертной казни.

А, ну да. Мне точно жизнь оставят.

Я не собираюсь умирать. Если за мной придут – ты будешь виноват еще и в обмелении Кустодиана.

Ты недооцениваешь Кустодиан и переоцениваешь себя.

Ну-ну.

Этими мыслями они обменивались, уже входя в здание Гексагона. Майно чуть обогнал жену, открывая перед ней дверь, а Лахджа несла на руках Лурию и как бы невзначай показывала ее членам ученого совета.

Вот, мол, смотрите. Хотите лишить невинное дитя матери? Из-за каких-то микробов? У вас есть сердце или нет? Смотрите, какая прелестная малышка. У нее, между прочим, недавно бабушка с дедушкой скончались… ехидная, злая ухмылка сползла с лица Лахджи.

Лурии она все объяснила заранее, и та делала такую моську, что размягчилось бы сердце и у статуи.

Майно уселся на обычном месте. До вынесения приговора он остается членом ученого совета. Его даже не заковали в короний – зачем? Вокруг тридцать пять великих волшебников. Его, в общем-то, один Локателли скрутит легким движением бороды.

Ты меня не поддерживаешь. Твои шуточки у меня в печенках сидят.

У тебя что-то плохое настроение. Случилось что-то?

Меня сегодня будут СУДИТЬ.

В первый раз?

Лахджа с дочерями уселась на трибунах. Среди журналистов и зевак… кстати, сегодня их как будто больше обычного. Видимо, сплетники все-таки пронюхали, что нынешнее заседание будет особенно интересным.

Сначала разбиралась обычная текучка. То, что ученый совет рассматривает каждую луну. Суды обычно оставляют под конец, ибо дело это неприятное и неизвестно, сколько времени займет. Особенно если подсудимый – член ученого совета, который после суда, возможно, выйдет из зала в кандалах.

Пусть уж хоть не оставит незавершенных дел.

Майно такой прагматичный подход раздражал. Раньше он считал это правильным и разумным, но теперь, когда он сидел, обильно потея и дожидаясь своей очереди… это оказалось весьма напрягающим. Он бы предпочел разобраться сразу же.

Да и, честно говоря… Ябудаг что, тоже сидел в президентском кресле и ждал своей участи, или его заранее не предупредили?

Могли не предупредить. Он был магиозом лютым. В прямом смысле людоедом.

Но что это значит для Майно? Может… неужели…

– Та-ак, коллеги, – хлопнул в ладоши Локателли. – А теперь приступаем к самой неприятной части. На сегодня мы закончили, осталось только разобрать один скверный инцидент. Кстати… У нас есть кандидаты на должность ректора Униониса?

– Его еще не осудили, – хмуро сказал Даректы.

– А за что его вообще осуждать? – вскинулся Альянетти. – Давайте меня осудим. Я сегодня кастрюлю тухлого супа вылил. Там тоже уже завелась жизнь!

Все члены ученого совета, конечно, были в курсе дела. Всю информацию им положили на стол заранее, чтобы они могли изучить и составить мнение. Чтобы не терять зря времени на самом заседании.

И мнения, конечно же, разделились. Диаметрально.

Члены ученого совета начали орать друг на друга почти сразу же.

– Тухлый суп?! – возмутилась Рошайя Коллос, ректор Венколора. – Для вас это шуточки, мэтр Альянетти?! Десятки миллионов!.. десятки миллионов разумных существ!..

– М-да, – цокнул языком Айно Магуур, президент Доктринатоса. – В истории Мистерии было много магиозов. На счету самых великих сотни, тысячи жертв. Из-за Антикатисто погибло свыше миллиона разумных. Но чтоб десятки миллионов! Это абсолютный рекорд, мэтр Дегатти.

– Во-первых, это были хомунции, – ответил Майно, стараясь сохранять хладнокровие. – Во-вторых, они бы истребили себя и сами, мы просто ускорили процесс, заведомо оставив часть выживших. В той ситуации не было хорошего решения, причем решать надо было очень быстро. В-третьих, я в этом участия не принимал.

– Но зачем вы это сделали? – спросил Магуур. – Я читал материалы дела, я был шокирован…

– А я поражен! – воскликнул Эллеканто Шат, ректор Монстрамина. – Разумные хомунции!.. почему меня не поставили в известность?!

– А вы меня не приняли! – крикнула с места Лахджа.

– Какая мелочная мстительность, – огорчился великий вивисектор. – Мэтр Дегатти, мои поздравления вашей покойной матушке и вашему дядюшке… гм…

– Магиозу, – хмуро дополнил Хаштубал. – Прямо как племянничек.

– Семейное, видимо, – хмыкнул Магуур.

– Я не уверен, насколько велик был вклад дяди Курдамоля, – бесстрастно ответил Майно.

– А нам это здесь обязательно обсуждать? – спросил со своего места Вайкунтби, ректор Трансмутабриса. – Мы собрались по другому вопросу, мне кажется.

– Обязательно, коллеги, обязательно, – сказал Локателли. – Это крайне важная часть судебного процесса. Потому что мы уже точно знаем, что сам факт массового убийства имел место быть, это невозможно отрицать, так что мы выясняем, насколько эти существа попадают под определение «разумные индивиды».

– Было бы неплохо иметь их самих в наличии, – вздохнул Шат.

– К сожалению, у нас их нет, – сухо произнес Даректы. – Так что я предлагаю для начала заслушать свидетелей. Я так понимаю, к оным относятся фамиллиары мэтра Дегатти, а также его старшая дочь.

Сидевшая как на иголках Астрид подскочила пружиной. Не дожидаясь, пока вызовут персонально ее, она вытянула руку и заорала:

– Протестую! Я не свидетель, я главная обвиняемая! Мой отец ни в чем не повинен, все сделала я и только я! Судить надо только меня!

– А кто ж тебя подучил? – фыркнул Харабба.

– Никто, я сама!

– Ложь, – прозвенела Камелия Пакс. – Дитя, прошу тебя, не лги на ученом совете.

Астрид зло покосилась на крошечную фею. Проклятый суд, на котором невозможно лгать. Она уже полностью продумала линию защиты, но эта кирова мелочь все ломает.

– Ладно… мы с мамой, – нехотя призналась она. – В основном мама…

Лахджа с вызовом закинула ногу на ногу и с легкой насмешкой поглядела в фасетчатые глаза. Девочка-насекомое со стрекозиными крыльями поднялась над ректорским креслом, несколько секунд смотрела на демоницу и кисло сказала:

– Ты вскрывала фей.